Тимур Рымжанов - Колдун. Трилогия

И решили тогда люди племени поговорить со своими предками, поговорить, совета спросить. И ответили предки из своих могил, чтоб не беспокоились люди племени за землю свою, за волю свою. Пусть, сказали предки, живут иноземцы, как им хочется, да пусть себе думают, как разумеется. И ушли люди племени и спрятались, чтоб найти никто не мог. С тех пор остались жадные иноземные люди сами по себе, и не осталось им ничего, как самих себя обманывать, как самих себя убивать да грабить. С тех пор живут они в раздоре да бедах, от своей же жадности да глупости страдают да болеют. А мудрые люди племени спрятались далеко-далеко и бед не знают, своих отцов да духов-предков почитают, как и прежде. Потому что не в богатстве счастье, не в жирной земле плодородной, не в золота блеске, а в великой мудрости. А если человек мудрости не слушает, то всю жизнь так и живет в нищете.

– Так мудрость – это богатство такое? – спросил Димка уже почти сквозь сон.

– Мудрость, она не каждому дана и дороже золота любого и камней самоцветных. Пусть нет у кого-то ничего, только одежды, но если мудр, то богаче прочих князей да бояр, купцов да менял. Мудрость – самое дорогое сокровище на земле.

Из последних сил дослушав мою путаную историю о том, как происходила колонизация Америки, в иносказательной, вольной трактовке, Димка уснул. Уставший от дневных игр, от массы впечатлений, в свои пять с небольшим лет он даже не представлял, что бывает какая-то другая жизнь кроме той, что была в крепости. Ему, наверное, казалось, что всегда так было и так будет.

В тишине спальни было особенно слышно, как внизу, во дворе, конюх да няньки ворчат на кого-то настойчиво колотящего в ворота. Я не питал иллюзий на сей счет и почти на все сто был уверен, что дело срочное. Иначе никто бы не посмел явиться ко мне в такое позднее время. Должно было произойти что-то настолько важное, что ни один из моих начальников, ставленников и сотников не мог принять решения, не спросив моего совета.

Наум стоял у калитки, теребя в руках жетон пропуска. Рядом с ним мялся тщедушный старикашка, судя по виду, булгарский купец. Одет был не броско, но добротно. Оружия не носил. Я припомнил, что раз или два видел его в портовой части крепости, но лично не беседовал.

– Что стряслось, Наум? Ночь на дворе, а ты бедокуришь. Случилось что?

– Это Каяс, знакомец Рашида Итильского. Пришли к нему с вестью два битых гонца.

Один без руки, второй плетьми посечен. Плачут жалуются, что у Вороньего мыска напали на их караван сотни три разбойников. Зажгли лодки, а пока гребцы пожар заливали, взобрались на борта и взяли все. Кого из гребцов не убили, того в плен взяли, в реке утопили. Купца и приказчиков зарезали и в воду бросили. Говорят гонцы, что половецкие то были люди. А еще сказывают, что вроде как на берегу их верховые ждали.

– И много всего взяли?

– Три корабля!

– Три корабля! – подтвердил старикашка Каяс, нервно теребя в руках костяные четки. – Три десятка бочек желтой земли, два десятка бочек земляного масла. Белого песка сто кувшинов. Казарскую медь. – Брюзжащий и напряженный голос Каяса был еще более неразборчив по причине жуткого акцента и отсутствия передних зубов, но я сразу понял, что это именно те три корабля, которые шли с моими заказами. Большая часть совершенно необходимых составляющих для пороха и горючих смесей, тот дивный товар, который мне везли с юга, определив невысокую цену, потому как не знали, на что могут сгодиться такие странные, на взгляд многих, вещества. Для меня же это были стратегические запасы. Основа моей нынешней и будущей военной мощи. Наполнители для ракетных установок и бомб. Топливо для некоторых мастерских и расходные материалы для лабораторий.

– Еремей в курсе? – спросил я Наума, разглядывая звездное небо над верхушкой недостроенной башни.

– Он уже отправил разведчиков. На быйдарках пошли, – скривил Наум рот, произнося непривычное слово. – Еремей велел узнать, как поступить, собирать ли отряд, чтоб товар отбить, или еще что…

– Собирать, что еще! Да побыстрее! – выдохнул я, сдерживая ярость и добавил раздраженно: – До Вороньего мыса, небось, только к утру и поспеем.

Если налетчики не полные дуроломы, скоро поймут, что товар им достался, мягко говоря, не жирный. Да и корабли, я думаю, жечь не посмеют. Скорее попросят выкуп за свою добычу. Вот только я переговоров с террористами не веду, и потому пусть насладятся последней ночью в своей убогой жизни.

Или от незнания, или по чужому наущению, но накликали безвестные налетчики на себя большую беду, сами, наверное, об этом не догадываясь. Проку им с той добычи никакого, а вот биты будут, как за добрый товар. Да и прочие купцы знать станут, что со мной шутки плохи. Это не столько спасательная экспедиция, а скорей поддержание авторитета. Обычно подобный товар по моему известному списку везли в крепость купцы небогатые, порой отчаявшиеся. За серу и селитру, за нефть и дешевую медь и свинец платили мало. А порой и вовсе не считали товаром, достойным внимания и долгой перевозки. В моих же торговых рядах такой товар уходил оптом и за хорошую монету, так что давал шанс откупиться и набрать что-то из моих диковин в обмен на обратную дорогу. Уж не знаю, сколько купцов я спас от разорения таким образом.

– Давай-ка, Наум, кличь пятерых стрелков, из своей группы с короткими, малыми ракетами. Сам пойдешь, и я пойду…

Прикрыв ладонью в тяжелой кольчужной перчатке рот, Наум тихо шепнул:

– Оборотня звать будем? – и покосился на старика, который словно впал в ступор от свалившихся на него напастей.

– Нет, справимся сами. Негоже по пустякам такую силищу, тревожить.

– Их три сотни, батюшка! Как же так! Пятерых стрелков?

– А ты что же, без рук, что ли? А я? Да увидят наши с тобой рожи бородатые – так испугаются, что потом до могилы икать будут. Да и разведка впереди уже готовит место. Сдюжим. Распоясались разбойники, пора проучить сволочей.

Уже привычная к ночным визитам, совершенно не беспокоясь за мою безопасность, Ярославна помогла собраться, надеть броню, принесла из сундука в моей комнате оружие и плащ.

– Доброй дороги. Не посрамись, не лютуй, а то я тебя знаю. Да Мартына с Наумом придержи, не множь дурных толков, что, дескать, ратники твои как есть бич божий, кара небесная.

Спустившись в гостиный двор, я находился в неприятном ожидании ночной верховой прогулки, обещающей стать утомительной и долгой. Моя нелюбовь к верховой езде вынудила изготовить страшное на вид творение, чем-то напоминающее английскую двуколку викторианской эпохи на мягких стальных рессорах, закрытую от непогоды. Долго путешествовать в такой колеснице можно только по хорошей дороге, но зато в ней куда комфортнее, чем в седле. Однако сейчас не до комфорта. Да и трястись в этой колымаге ночью нет никакого желания. Отбить свой товар у налетчиков будет просто, если мы поторопимся и сумеем застать их врасплох.