Тимур Рымжанов - Колдун. Трилогия

Не дождавшись ответа, боярин счел, что произвел должное впечатление и подбоченился, выставив вперед ногу, вытряхнул из рукава свиток мелко исписанного пергамента и, потрясая им, загнусавил:

– По повелению ростовского князя Василько Константиновича, сына князя владимирского Константина Всеволодовича, я, боярин Иван Копыто, приказываю тебе, Коварю, как холопу рязанского боярина Дмитрия Игоревича Мещерского и даннику Ингвора, князя Рязанского, подать к нашему обозу две сотни пудов железа, сто щитов, полста коней, три десятка овец и коз – поровну. Триста гривен-кун, сто гривен серебром. Лучников твоих и с ними три тьмы добрых стрел. Подать сею сопроводить разъездом дружинников рязанских до муромских станов и крепостей на нужды похода до скверных булгар, кои срамно поносят христианских слобод да монастырских угодий разоряют от Итиль по левому берегу.

– Ростовский князь, значит, – прошептал я, состроив испуганную гримасу на лице, – повелел мне, боярскому холопу.

– Да, без промедления, – важно пояснил боярин, убирая свиток с требованиями обратно в рукав.

– Смотрю я, ростовский князь решил пойти пощипать булгар да поучить их хорошим манерам. Может, и ко мне, дикарю да нехристю, заглянет? Вразумит убогого, а?

– Княжьему слову воспротивиться вздумал! Смерд! – воскликнул боярин, хлестнув плетью по столешнице. – Четвертуют тебя, мятеж-ника!

В этот момент волна смеха покатилась от моего стола с некоторой задержкой по всему гостиному двору. Охранники и провожатые обнаглевшего боярина столпились вокруг хозяина, не решаясь даже руку протянуть к оружию. Взгляд у них был запуганный, а гонор боярина и вовсе был не понятен. Весь гостиный двор надрывал животы от хохота, глядя на то, как пыжится и тужится от важности полоумный боярин, явившийся в мои владения с подобным требованием. Уж не знаю, на что рассчитывал отправивший ко мне посла незнакомый мне ростовский князь, но посланника своего он подставил, как говорится, под раздачу.

Не исключен вариант, что таким способом Василько решил нарваться на драку, что ж, дам ему, пожалуй, такую возможность.

– Ты, Иван Копыто, забыл скомороший колпак надеть, когда меня потешать явился. Неужто, простота, думал, что я сейчас брошусь вынимать из закромов, что повелел прислать твой убогий князек? Лошадьми меня рвать собрались?! Четвертовать? Я уж чуть было не подумал, что ты серьезно. А ты просто скоморох ряженый!

Гневные вопли боярина утонули в шквале новой волны хохота. Я хоть и казался веселым, смеялся со всеми наравне, но прибывал в сдержанной ярости от такой беспринципной наглости удельного полудурка, возомнившего о себе бог весть что.

– Скажи-ка, Афанасий, – обратился я к коломенскому монаху, – божий человек, сможешь ли ты мне, Коварю, удружить да подсобить в деле?

– Отчего же не помочь, коль не богомерзкое дело, – согласился монах, залпом опустошая пивную кружку.

– Да не грамотен я, друже, могу ответ лишь на словах передать, да вот только боюсь, что запамятовать может боярин Иван Копыто, чтоб слово в слово донести. Подсоби-ка мне, Афанасий, ответ написать ростовскому князю, с коим чести не имею знаком быть.

– Так то дело простое, – согласился монах, звучно икнув. – Вели дать мне стило да кожу и все, как скажешь, запишу. – Стило у меня в кармане завалялось. На, держи! – протянул я ему острый гвоздь. – А кожа – у боярина на заднице! – рявкнул, уже не сдерживаясь.

Будь я в тот момент трезвый, просто бы выгнал боярина ростовского взашей из крепости с таким прошением. Но я был пьян и потому ответ вышел под стать. Подоспевший Наум нещадно намотал бороду боярина на кулак и прижал его мордой к столешнице. Олай-черемис одним движением ножа, выпорхнувшего из рукава, вспорол портки боярина, оголяя его толстый зад.

Я, Коварь, держу ответ перед тобой, ростовским князем Василько, чтоб знал впредь, что вольный человек пред тобой, не данник никому, не послушник, а купец, с коим ни в торговых, ни ратных делах спора держать не советую. И в завершение, княже, одари страстным братским поцелуем сие послание, дабы уразуметь все сказанное тебе. И поспеши ответ дать, иначе пойду воевать землю Ростовскую и возьму ее всю.

Нацарапал Афанасий при свете факелов острым гвоздем на голой заднице Ивана-боярина – посла ростовского. Гости захлебывались смехом, пересказывая друг другу текст, который безвестный мне князь сможет прочесть, лишь стянув штаны со своего придворного. Благо места для послания хватило и еще осталось. Конечно, не всем из гостей показалась смешной жестокая шутка. Вероятней всего, восприняли они ее, согласно нравам своего времени, как предупреждение всей знати: «С Коварем надо считаться как с равным! Иначе последствия будут жесткими, и церемониться он не будет. Какое бы место в иерархической лестнице ни занимал тот или иной представитель любой власти. На силу ответит еще большей силой, на коварство – изощренным коварством, за предательство и вовсе в пыль сотрет. Так что вывод напрашивается один – с Коварем надо поддерживать взаимовыгодное сотрудничество. А бодаться с ним – себе дороже выйдет».

Вот такие мысли словно читал я на лицах моих знатных гостей, невольно преподав им урок, как школярам, классной доской для которых послужила задница несчастного Ивана Копыто, а мелом – острый гвоздь.

По рассказам билярского посла, который, похоже, только в моей крепости чувствовал себя уютно, представляя на Руси интересы Булгарского царства, любого одиноко идущего походом на Биляр князька отбить они смогут.

Но с каждым днем все больше и больше степных войск совершают дерзкие набеги на их земли. Булгары в этой связи становились моими союзниками. Мало того что я считал их более цивилизованными и прогрессивными в сравнении с прочими князьями, то и дело оглядывающимися на примеры европейских удельных королевств и феодалов, просто помешанных на крестовых походах и братоубийственных войнах. Булгары – мусульмане, может быть не самые ортодоксальные, живущие размеренной сытой жизнью не в какой-либо глуши, а на плодородных богатых землях, на перекрестках торговых путей. Действительно лакомый кусочек для любого завоевателя. Дать им технологии, оружие, свое войско я, конечно, не мог, но вот наладить уверенную, выгодную торговлю, дружеские отношения, обмен посольствами – завсегда рад. Плевать на то, что в своей роли коварного кудесника Ареда я в большей степени замещал собой рязанского князя Ингвара или его опального брата Юрия, отсиживающегося сейчас в Муромской епархии, у тамошних монахов. Моя растущая крепость все больше забирала на себя функции стольного града. Я привадил большую часть бояр, купцов, ремесленников. Под моим контролем были все ключевые точки, все свободные средства. Золото, серебро, пушнина – все то, что ценилось в качестве менной меры. Плюс к тому качественные товары, за которыми издалека приходили по реке целые купеческие флотилии, порой заполняя водное пространство у крепости чуть ли не до середины течения. Иным торгашам приходилось ждать своей очереди, пока цеха выполнят заказ на партию железа или стекла, ткани, войлока. Мой пищевой комбинат изготавливал мясные консервы в стеклянной таре как стратегический запас, но попутно изготавливаемые копченые колбасы и окорока большей частью закупались речными торговцами. Били масло: горчичное, льняное, конопляное. Выгоняли спирты, готовили лекарственные препараты, на которые тоже повышался спрос.