Андрей Левицкий - Зов Армады

– Самоделка, что ли? – Треш с недоверием зыркнул на емкость, затем на старика. – Меня уже подобными бражками вчера поили, е‑мое.

– Пей живей и уходим!

Треш сделал глоток. Вроде ничего, глаза не лопнули, понос не случился, мозги остались на месте. Приложился еще. Даже вкусно. Настой со вкусом цитруса и бергамота. Отдал кожаную фляжку Гуру, поблагодарил.

– Тише! За мной, паря.

Треш лихорадочно огляделся, кивнул и вслед за стариком юркнул из сумерек камеры наружу. У влажной стены на грязном полу сидел в отрубе охранник. Рядом стоял карабин, прислоненный к дверному проему.

– Помоги.

Сталкер вместе с Гуром подняли вырубленного часового, затащили в камеру, ловко связали его же ремнем от штанов и рукавом потной рубашки, сделали кляп, закрыли дверь на засов. Карабин хотел прихватить Треш, но старик забрал его себе со словами:

– Твоя снаряга вон за той дверью. Забирай живо. И тихо давай. Кажись, кто-то идет. Вот мля-а!

Сталкер на цыпочках метнулся в указанном направлении, а Гур прокрался вдоль стены к лестничному проходу и замер за углом.

Ждать пришлось секунды три. Из-за пролета показался бородатый толстяк в черной рясе и кожаной безрукавке поверх, в мокасинах, с портупеей через плечо, в каких раньше носили маузеры. Жирные пальцы в золотых перстнях, в мочке левого уха серьга с рубином, на мощной шее тату в виде штрих-кода. Странный мужик. Золото давно обесценилось, а выглядеть таким упитанным в голодные времена – большая роскошь, равняющаяся приверженности к высшему сословию. Либо к лидерству в какой-либо группировке.

Тюкнув по лысой голове новоявленного, Гур тихонько свистнул сталкеру, а сам помог обмякшему толстяку сползти вдоль серой стены. Обшмонав его, подхватили за конечности, оттащили увальня в одну из камер и проделали с ним то же, что и с первым охранником. Треш, водрузив свою родную снарягу на себя, привычным движением закинул «Вал» на спину, затем на секунду впал в ступор. Задумался, глядя, как Гур копошится с толстым мужиком. В глаза бросились первые три цифры на штрих-коде татуировки охранника. «666». Этого толстяка кило под сто двадцать и лет так под пятьдесят ни Гур, ни Треш раньше не видели. Поди, кто-то из недавно пришлых. Хотя странно, уже в охранниках? Еще тогда двум беглецам стоило задуматься над этим вопросом…

Вдруг осенила мысль: «А что, если оставить записку поселенцам?» Сталкер бросился искать уголек, мел или кусок извести, но безрезультатно. Потом вспомнил, что в подсумке с картой Пади имеется огрызок карандаша. Нашел, стал осматриваться в поисках листка бумаги; бумагу дал Гур, догадавшись о намерениях сталкера. Треш благодарно кивнул, бесцеремонно присел на тушу толстяка (нар в этой камере не было) и принялся писать. Начеркав три строчки, оглядел сырое помещение и вышел наружу. Записку воткнул в засов своей камеры, повернулся к старику посмотрел вопросительно: «Ну что, куда и как дальше?»

Гур хмыкнул, теребя седой ус, вздохнул и прошептал:

– Придется тебе немного пообниматься со стариком. Уж не обессудь, сынок. Есть только один способ выбраться отсюда незаметно и без жертв. Нам ведь они не нужны в крепости, так?

– Так.

– Вот поэтому наверху, когда дам сигнал, прижмешься ко мне сзади покрепче и плотней, и быстрым темпом минуем площадь и запасной выход из форта. Пойдем через северную башню, там лодка ждет. Понял?

– Так точно, мой генерал! – улыбнулся Треш. – А ты точно генерал?

– А то. Бывший, правда. Вопросы еще не по теме есть? – Старик вынул из сумки на боку какую-то вещь.

– Генералов бывших не бывает! Кажись, так? Думаешь, сольемся тандемом, так никто не заметит? – ухмыльнулся сталкер, приводя на себе в порядок снарягу и подгоняя лямки, опутывающие тело.

– Обожди чуток, увидишь. Не зря по лесу и горам хожу. Кое-что имеется, – с этими словами Гур достал комок фольги, развернул, и взору сталкера предстала слегка сияющая желеобразная субстанция. – Артефакт «медуза». Слышал про такую?

– Ё‑мое‑е! Артефакт-невидимка. Способный…

– Он самый, – оборвал старик восторженный возглас Треша и шикнул на него, – тс-с, тише ты, парень. Так всю братию форта сюда накличешь, ексель-моксель. Короче, дуем наверх, там в сцепку и валим отсюда. И что бы ни случилось, какие бы ни встретились помехи, соблюдай тишину и полную маскировку. Иначе сам знаешь.

– Ясно. Не пацан, – шепнул Треш и тронул за плечо отвернувшегося было деда. – Гур, спасибо тебе! Скажи, ты правда что-то знаешь про отца?

Старик смотрел в строгие зеленые глаза сталкера секунд пять, кивнул и улыбнулся:

– Как там у вас, молодежи, говорят? По чесноку? Так точно, сынок. Знаю, что жив, где примерно сейчас находится и… все расскажу. Потом. Давай для начала выберемся отсюда. Лады?

Треш радостно кивнул, протер кулаком повлажневшие глаза, глубоко выдохнул и на манер спецназовцев тронул плечо старика – знак двигаться вперед.

Солнечное утро ослепительным светом бросилось в глаза. Свежесть близкого леса и влажность крепостных стен, покрытых плесенью и стелющимся вьюном, остро ударили в нос, закрались за отвороты одежды, вызывая волны мурашек по спине. Звонкая трель жаворонка прерывалась редким лаем собаки да мычанием коровы в хлеву. Пока беглецы, прижавшись друг к другу, невидимками брели по краю площади и крались вдоль стен и казематов к дубовым воротам, обитым чугунными пластинами, громкость звуков усилилась. Бряцание цепей и скрежет тросов, скрип деревянных орудий труда, звон кувалды, голоса, детский плач, мат, резкий шум циркулярки и удары топора о бревно – все сливалось в разномастную гамму шумовых эффектов, таких привычных для крепости да и для любого поселения Пади. Просыпающийся народ заполнял крепость, занимаясь ежедневными делами. Гвалт и гул нового дня разрастались, выходя за пределы поселения, эхом блуждая по катакомбам форта и ложбинам недалекого леса.

Возле огромной бочки-накопителя дождевой воды оба внезапно остановились. Гур хотел было цыкнуть, но понял причину внезапного ступора. Треш заметил сестру, сидевшую в позе «лотоса» на куске бетонной плиты недалеко от зарешеченного окошка камеры, в которой остался связанный охранник. Длинный грязный сарафан закрывал половину тела, легкая жилетка из тонкого войлока, косынка, бусы из сушеной рябины, лапти. Сердце сталкера сжалось при виде бедняжки, дежурившей у стен тюрьмы. Как-то раньше он и не придавал значения ее облику, старой потасканной одежонке, печальному взгляду родной девочки. Блин!

Гур терпеливо ждал жеста напарника, с пониманием глядя на бедняжку.

И ведь никак не сообщить ей о себе! Треш проглотил ком, облизнул губы и сжал кулаки, отпустив ткань рясы поводыря. Так захотелось броситься к милой сестре, схватить ее в охапку и бежать, бежать прочь, сквозь стены, лес, аномалии и невзгоды. Но… Этого делать сейчас никак нельзя. Нужно терпеть, ждать. И ей, и ему. А пока бежать. Подальше. Но елы-палы, как же дать знак, как помочь ей скрасить печаль?!