Андрей Левицкий - Зов Армады

– За вами хвоста не было? Зомбаков не привели на наши головы? – вдруг спросил Треш, полез в карман, тут же ощутил за спиной шорохи, но не обернулся и достал монокль.

– Волки были, бандиты были, свинорыл. Зомби не видели, – отозвалась Злата.

Треш медленно вел окуляром, прижав его к глазу, и рассматривал смутные очертания мари в почти рассосавшемся тумане. Вдруг он почувствовал неприятный озноб между лопаток, в коленях и затылке. Будто смерть дыхнула ему в спину. Все так же не оборачиваясь, прошептал:

– Злат, а что ты не поцелуешь меня, не обнимешь бойфренда? Все-таки любили друг друга, зверенышем на мне скакала, так хорошо было нам вдвоем, а щас как зомби сидишь и не ластишься… Или не соскучилась?

– Ну-у… что ты, милый, я просто дико устала. Трудный поход, тебя потеряла, а то исчез как призрак. Я тоже соскучилась… мне тоже было хорошо…

Треш проглотил ком в горле, поерзал плечами, сделал шаг в сторону вдоль кромки тины. Свободная от оптики рука опустилась к поясу, легла на бумеранг.

– А как вы, уставшие от ночного перехода, в полном тумане, раным-рано, нашли нас? Наш остров, невидимую тропу? Даже я, следопыт со стажем, и то бы не смог…

– Догадались, – сухо ответил Гур, шебурша складками рясы, – и по запаху. У меня же чутье.

– Да и ты же мне сам сказал при расставании, что будешь ждать здесь, – подсказал Холод, вынимая пистолет. – Что-то мне эти зомби не нравятся. Может, это и не зомби вовсе?

Стон с берега действительно превратился в свист, больше похожий на предупреждающий сигнал. Треш впился глазом в окуляр монокля и вздрогнул, затем, услышав позади приглушенный стон, сложил кисть правой руки, коснувшейся острого края бумеранга, в странный жест: большой палец поднял вверх, затем ткнул им в куртку, а указательный направил вбок, туда, где крайней стояла Злата с СВУ наперевес, стволом к сталкеру.

Все произошло так быстро и неожиданно, что спустя много времени Треш еще не раз удивлялся неприятному эпизоду своей жизни, когда он был на волосок от смерти.

Он сделал кульбит в сторону, одновременно выхватывая из-за пояса острое метательное оружие, перекувыркнулся вбок, ушел с линии огня и запустил бумеранг. Снова перевернулся, припал к земле, уменьшая область поражения тела, выхватил штык-нож и перекатился обратно. Злата выронила винтовку, опустилась на колени и мягко повалилась на дерн. Теперь из ее симпатичной мордашки торчала полоска бумеранга, разрубившего череп и окрасившего голову в красный цвет. На вытоптанном мху валялись Фифа и Холод с дырками в головах, а Гур с кровавой точкой во лбу и струйкой крови, терявшейся в седых усах и бороде, оседал с ножом в руке позади ошарашенного Малого. Паренек зажал уши ладонями, скрючился и качался, словно тростинка на ветру.

С берега вновь раздался свист, уже больше похожий на человеческий, сталкер медленно поднялся и побрел к рюкзаку и «Валу». Плечи безвольно опустились, будто на них давила тонна непомерной тяжести. Апатия клонила к земле, хотелось растечься в лужу и больше никогда не вставать. Малой, как зомби, закатив глаза, продолжал качаться и стонать.

Треш вынул «изоплит», ногой надавил на мертвую руку Холода, удостоверяясь в его кончине, шагнул к воде. Вскоре по новой гати к острову мчались люди. Сталкер знал их, и даже лучше, чем кого-либо в Пади и вообще в этом Мире. Устало плюхнулся рядом с Малым, отбросил ногу убитого старика и обнял всхлипывающего мальчишку.

– Ну-у, тихо, тихо-о! Все уже позади, все хорошо. Больше этого не повторится. Слышь? Все, все-е, тс-с.

Он отвернулся от Малого и посмотрел вперед. К ним приближались пятеро: Гур, Холод, Фифа, Злата и еще один человек в темном балахоне, с сумой на боку и посохом в руке. Резвые, довольные, жизнерадостные. Не такие, как их предшественники с приставкой «лже», а настоящие и действительно родные.

Лето в Пади коренным образом отличалось от теплого сезона вне ее. После Судного дня на глобально теплеющей планете стало жарко и душно. Зимы не приносили опустошенной земле должной прохлады, так ожидаемой оставшимися в живых. Весна вообще слилась с летом и осенью, размыв границы климатических зон и времен года. В общем, появились только два периода: зима и лето. Причем зима больше стала похожа на весну в прошлом: теплую, почти без снега и с ярким солнцем. Лето же вообще превратилось в сезон жары. Зной испепелял землю, водоемы высыхали, а животные сходили с ума от жажды.

И если леса еще сохраняли прохладу под громадными кронами, то болота Пади стремительно высыхали, зарастали и превращались в необъятные кладези торфяников. Большие Лужи, будучи самым огромным болотом Пади, сужались, мелели, обнажая повышающийся рельеф и превращая его в многочисленные островки. Не желали расставаться с родными пенатами и жители топей. В числе их оказался Болотник, живущий здесь многие годы, прямо в сердце Больших Луж. Местные жители называли его болотняником, но те немногие, кто знал его ближе, обращались к нему по имени – Болотник. Широкое желтоватое лицо с бородкой-клинышком, крепкие мозолистые руки, сутулость, щербатый рот и грубоватый с хрипотцой голос придавали ему образ умудренного опытом и невзгодами колдуна, старца, ведающего многими тайнами.

Его небольшая ветхая хижина на сваях из ржавых труб-магистралок, наполненных бетоном, стояла в километре от леса, всегда сокрытая от любопытных глаз туманной завесой топей. Зеленоватый болотный газ, выбираясь наружу, создавал оптические иллюзии: днем – миражи, а по ночам – красивые мерцающие сполохи. В теплые темные ночи Большие Лужи светились бледно-голубоватыми огоньками, выписывающими в воздухе сложные траектории. Ходило поверье, что это души погибших людей или болотные духи, но на самом деле их возникновение объяснялось, скорее всего, спонтанным возгоранием выделяющегося из болота газа, гниющими растениями, фосфоресцирующими микроорганизмами либо радиоактивными минеральными осадками.

Теперь путники держали курс к домику Болотника. Раньше эти болота чаще называли плавнями, поэтому многие недоумевали, почему местность именовалась Большими Лужами, а не, например, Большими Плавнями. С высоты птичьего полета окрестности действительно выглядели зеркальными, похожими на лужи. Но сейчас участникам рейда было не до красот губительных болот. Пыхтели, пугались, сыпали проклятия, вязли в жиже и ряске, отшвыривали случайных тварей, но упорно продвигались к центру трясин. Только двое, смахивая пот с лица и с трудом выдергивая ноги из зыбучей грязи, умудрялись разговаривать и делиться впечатлениями.

– Самые опасные места – это мочажины, – кряхтя, рассказывал позади идущему сталкеру Болотник, – они зыбкие и незаметные. Чаще всего между кочками темные открытые участки воды, иногда затянутые тиной. Вот они-то и есть смертельные ловушки, и одному из них никак не выбраться. А в остальном эти болота добрые и приветливые, тихие, спокойные…