Сергей Симонов - Древний свет

— Готово, Эрейнион! Можете двигать дальше, — послышался измененный динамиком голос Гвиндора.

Через два часа полк Гил-Гэлада прошел город насквозь до выходящих в пустыню Восточных ворот. Здесь они соединились с полками Гвиндора, сыновей Феанора и других нолдорских принцев, каждый из которых сам вел в бой своих воинов. Последним подошел со своим полком сам Феанор. Его советником был Ариэл Левин; они вместе присматривали за лазерной пушкой. Город был под контролем нолдоров; последняя горсточка харадримов забаррикадировалась в башне над воротами, осыпая градом стрел всех, кто пытался приблизиться. Посовещавшись с советниками и командирами полков, Гил-Гэлад приказал отряду Гвиндора расстрелять башню из пушек. 12Н75 засыпали ее фосфорными снарядами, всаживая их прямо в окна. За время подготовки к десанту технические специалисты Вечности заменили на шагоходах, доставшихся эльфам в качестве трофеев, прицельное оборудование и программное обеспечение, а также установили баллистические вычислители. Башня задымилась, затем из бойниц, начиная с нижних этажей, начало вырываться пламя. Пожар быстро охватил всю башню сверху донизу. Из бойниц начали выпрыгивать харадримы горячего копчения.

Большинство из них нашло свой конец на каменной мостовой у подножия башни — никто, разумеется, и не подумал их ловить.

Командующий Гил-Гэлад не собирался задерживаться в Умбаре, хорошо понимая, как важно выдерживать темп наступления. Войска высаживались с кораблей до позднего вечера, выгружая оружие и снаряжение. Ранним утром 26 сентября экспедиционный корпус нолдоров покинул Умбар, передав город под присмотр доставленного самолетами из Гондора гарнизона. Эльфы двинулись через пустыню на восток, в самое сердце Харада, туда, где приземлились планетолеты Моргота, и где находились основные центры снабжения его войск. Колонна войск двигалась на десантных ховеркрафтах «Лебедь» — настоящих кораблях на воздушной подушке. Каждый из них мог вместить два танка или 120 солдат с полной выкладкой. Ховеркрафты идеально шли по относительно ровной песчаной пустыне, хотя и поднимали невероятные облака пыли. Резиновые «юбки», формирующие воздушную подушку, очень быстро изнашивались при движении по песку, но на это сейчас не обращали внимания — боевую задачу следовало выполнить любой ценой. Износившиеся элементы меняли, и ховеркрафты летели дальше над пустыней с невероятной скоростью в 60 узлов. Самым медленным отрядом экспедиционного корпуса, и, одновременно, основной наземной ударной силой были двадцать трофейных шагоходов.

Для их перевозки использовались индивидуальные платформы на воздушной подушке, буксируемые вертолетами Ми-6. Вертолеты стали основным транспортом и основным средством огневой поддержки. Лугарев еще в Афганистане несколько раз летал на Ми-8 бортстрелком; попав в Вечность, он освоил множество типов летательных аппаратов, так что теперь он стал пилотом одного из Ми-24В. По согласованию с Митчеллом он получил в свое подчинение всех русских из его команды — Кошелева, Беляева, Ковшова и Бугрова. Все они были ветеранами Афганистана, как и он сам, и хорошо представляли себе боевые действия в пустыне и в горах. Вместе с ними прибыл и Мартин Бейли, которому осточертело сидеть в бронированной коробке передвижной крепости, день и ночь слушая грохот разрывов бесчисленных бомб, сбрасываемых с В-52 на осаждающие базу войска Моргота. Переход через пустыню оказался очень тяжелым. Двигались главным образом по ночам — даже в конце сентября дневная температура обычно превосходила сорок градусов Цельсия. Вертолеты же накалялись и до восьмидесяти. Лугарев спасался от жары в термостабилизированном космическом скафандре, но управлять вертолетом в нем было невозможно. Летать приходилось в трусах и кислородной маске — поднимаемый пропеллерами ветер нес такое количество пыли, что невозможно было дышать. Пылезащитные устройства на воздухозаборниках не спасали двигатели. Лопатки турбин все равно катастрофически изнашивались. Запустить моторы во второй половине дня было нелегким делом — они с трудом засасывали горячий воздух пустыни сквозь пылевые фильтры. Обычно кто-нибудь из эльфов, встав на порог открытой двери кабины пилота, выплескивал в воздухозаборники по кружке воды, в то время как пилот включал зажигание. Мощность двигателей падала в жарком климате, но в Вечности учли это заранее. Приданные эльфийской армии вертолеты были оснащены усовершенствованными, более мощными моторами. Вечером и утром моторы запускались легче, поэтому ночью колонна войск двигалась на восток, а утром, устроив привал, производили необходимый текущий ремонт, пока выкатившееся из-за горизонта безжалостное солнце не успело накалить технику до температуры сковороды. Смазка во всех парах трения окислялась и вытекала, увеличивая и без того большое число поломок. От жары то и дело вскипали аккумуляторы. Топливо по два раза прогоняли через фильтры перед заправкой, и все равно пыль, так или иначе, просачивалась в баки, забивая фильтры и трубопроводы. Непривычные к жаре эльфы страдали от перегрева и солнечных ударов, к тому же техники Вечности не справлялись с резко возросшим количеством регламентных работ, и самые простые обязанности вроде перезарядки боекомплекта и подвески вооружения пришлось переложить на нолдоров. Раскалившиеся вертолеты обливали водой из шлангов, чтобы не обжигать руки. Более хилые по сравнению с людьми, эльфы кряхтели, подвешивая увесистые стокилограммовые бомбы, которыми приходилось проламывать стены придорожных харадских фортов. К техническим трудностям добавлялись ежедневные воздушные бои вертолетов с крабоидами Моргота, то и дело атаковавшими колонну. Они налетали в самое жаркое время суток, когда боеспособность была на нуле, осыпая колонну градом шаровых молний. Жара как будто не действовала на них. В первый же день марша Лугарев снес из пулемета двух крабоидов. В последующие дни ему представилась возможность довести боевой счет до одиннадцати. Больше всего удивила его Селестиэль. Неугомонная эльфочка заявила, что хочет летать с ним на вертолете. Отговорить ее не удалось, более того, она хотела даже летать в кабине оператора.

Этого Лугарев ей, разумеется, не позволил, и ей пришлось удовлетвориться ролью бортстрелка в десантной кабине Ми-24. Вдоль дороги им встретилось несколько небольших крепостей, гарнизоны которых состояли из орков и харадримов, усиленных несколькими крабоидами. При приближении колонны из первого же такого форта начали стрелять, повредив один из ховеркрафтов. Подобного свинства противнику, конечно, не простили. Колонна остановилась, подалась назад, выйдя из опасной зоны, а по крепости «отработали» дневную норму боеприпасов двенадцать Ми-24В. Лугарев вел первую четверку вертолетов, сбросившую на крепость шесть пятисоткилограммовых бомб объемного взрыва вперемешку с дымовыми бомбами, которые должны были зафиксировать над целью газовое облако. Лугарев не любил объемно — детонирующие бомбы, считая их непредсказуемо капризным оружием, поэтому распорядился, чтобы шедшая следом четверка всадила несколько неуправляемых ракет в облако для лучшей детонации. Это едва не стоило ему разбитого вертолета, так как Беляев поторопился выпустить ракеты. Ведущую четверку тряхнуло так, что Лугарев даже прикусил язык, хотя они шли на четырехстах метрах высоты. Крепость разнесло в пыль, по которой вертолеты второй четверки дополнительно дали залп восьмидесятимиллиметровыми неуправляемыми ракетами, а шедшая следом третья сбросила восемь пятисоткилограммовых напалмовых баков. Получившееся в результате месиво эльфы — десантники даже не стали прочесывать — настолько качественно было приготовлено это «пюре». В дальнейшем впереди движущейся на большой скорости колонны ховеркрафтов летели несколько вертолетов, расчищавшие дорогу. Чем дальше экспедиционный корпус продвигался на восток, тем сильнее преследовали Лугарева его афганские воспоминания. Все вокруг: природа, люди, архитектура, культура напоминали ему ту, давнюю войну, войну, которую его страна проиграла. Что-то неуловимое, но ясно ощутимое действовало ему на нервы. Он пытался обсудить это с другими наемниками, побывавшими там, и выяснил, что они тоже испытывают похожие ощущения. Яснее всех выразился на этот счет Беляев: