Дмитрий Казаков - Война призраков

— Хорошая идея! Надо пойти и спросить! — сказал Камаль.

— Да, пойдем! Пойдем! — зазвучали по всему бараку возбужденные голоса.

Камаль вскочил с кровати и принялся одеваться. Через пять минут он вместе с толпой возбужденно гомонящих товарищей вывалился из барака. Во главе с решительно сопящим Усамой они зашагали к торчащему из-за ограды особняку товарища Кади.

На шум выглядывали бойцы из других бараков, а узнав, в чем дело, вливались в толпу. Откуда-то сбоку появился Махмуд Адди. Лицо у него было опухшее, будто командир всю ночь пьянствовал.

— Вы куда, товарищи? — строго поинтересовался он.

— Туда! — зло ответил Усама. — К нему! Пусть объяснится!

Камаль впервые увидел, как Махмуд Адди растерялся. Командир вместе с остальными безоговорочно верил в товарища Кади, и увиденное вчера стало для него неменьшим шоком. И сейчас старший боец отряда не ощущал привычной уверенности, и даже голос его звучал не так жестко, как обычно:

— Товарищи, не надо... Я вам запрещаю!

— А что мы такого делаем? — выкрикнул Камаль. — У любого бойца Армии Освобождения, уличенного в проступке, товарищи имеют право требовать объяснений! А он чем лучше?

— Ничем! — заорали из толпы. Командира просто оттеснили в сторону и двинулись дальше, остановившись лишь у самого забора, за которым виднелись охранники с парализаторами.

Оружие было направлено на толпу.

— И что, будете стрелять? В своих? — спросил Усама.

— У меня приказ. Я не могу пустить вас, — неестественно спокойным голосом отозвался старший караула.

— Что за шум? Что тут происходит, товарищи? — На крыльцо вышел начальник штаба базы. Он говорил громко и уверенно, но глаза его бегали, а каждое движение, вплоть до взмахов ресниц, выдавало страх и растерянность.

Виктор, обученный замечать такие веши, видел это очень четко.

— Мы хотим лицезреть товарища Кади! — твердо заявил Усама. — Пусть выйдет, посмотрит в глаза тем, кого обманывал!

— Он... — начальник штаба на мгновение замялся, — не может выйти... И вообще, кто дал разрешение на митинг?

Толпа разразилась негодующими криками.

— Мы сами дали себе разрешение! — Усама, чувствуя поддержку, осмелел.

— Ты, товарищ, рискуешь попасть в карцер! — Начальник штаба попытался изобразить гнев, но вышло это до боли жалко.

— И кто его туда посадит? — крикнул Тарик. — Уж не ты ли, товарищ? — Последнее слово прозвучало как издевка. — Тогда придется сажать всех!

— Почему товарищ Кади не может выйти? — громко спросил Виктор. — Жив ли он?

Это был удар почти вслепую. Зеленский знал, что нюхающие арагву люди склонны к импульсивным поступкам. Если товарищ Кади употреблял наркотик давно, то его психика могла не выдержать вчерашнего унижения.

По тому, как дернулся офицер, Виктор понял, что угадал.

Толпа испуганно примолкла. Одно дело — иметь вождя, пусть опороченного, и совсем другое — внезапно его лишиться. Виктор чувствовал, как напугана и поражена личность-маска по имени Камаль Ахмед.

И паузой, переменой в поведении толпы блестяще воспользовался опомнившийся Махмуд Адди.

— Товарищи, надо успокоиться, — сказал он, выйдя вперед. — Я лично все разузнаю и сообщу вам. А сейчас, прошу вас, разойдитесь. Правда с нами!

— Правда с нами! — откликнулись бойцы вяло, больше по привычке, но боевой запал пропал, растворился струйкой дыма в воздухе. Из готовой на деяния толпы они превратились в скопище растерянных личностей.

Но все это уже было неважно. Виктор сделал свое дело — посеял зерна сомнения и неуверенности в душах окружающих. Они дадут ростки, которые сегодня же принесут плоды.

Горькие на вкус, точно хинин.

Трибуна была опрокинута и изломана. Знамена, не так давно еще яркие и красивые, покрывала грязь.

— Никогда не думал, что это закончится вот так, — сказал Тарик Шани и хлюпнул носом.

— И никто не думал, — ответил Камаль, поудобнее пристраивая на плечах рюкзак, набитый консервами. Они с Тариком возвращались с продуктового склада, а около барака их ждали еще пятеро товарищей, решивших уйти с базы.

Бегство началось на следующий день после появления слухов о самоубийстве товарища Кади. Оно стало повальным, когда выяснилось, что старшие офицеры и охрана лидера Армии Освобождения исчезли в неизвестном направлении, а особняк стоит пустой, как выеденная раковина.

Оставшиеся командиры отрядов пытались навести порядок, но им это не удалось. Лишившиеся веры и вождя бойцы разбегались с базы как крысы с тонущего корабля. Никто не ходил в охранение, не выставлял часовых. Оружейный склад разграбили еще позавчера.

Продуктовый пострадал не так сильно, и там можно было еще кое-что найти.

Между двух бараков Камалю и Тарику встретился Махмуд Адди. Он сидел прямо на земле, глядя перед собой, и в остановившихся глазах его застыло отчаяние. Бутылка дешевого виски селлахского производства, зажатая в руке бывшего командира, была наполовину пуста.

— Пойдемте с нами, товарищ командир, — сказал Тарик осторожно. — Мы вот решили к людям податься... Зачем тут оставаться?

— Куда мне идти? — Махмуд Адди поднял взгляд. — Я провел в джунглях двадцать лет и не представляю другой жизни. Если уж мне суждено умереть, то здесь...

— Оставь его, — сказал Камаль. — Пойдем. Каждый сам выбирает свою судьбу.

За последние дни на базе случилось несколько самоубийств, в основном среди таких же вот закаленных ветеранов. Они не мыслили другой жизни, кроме борьбы под руководством товарища Кади, и не вынесли крушения собственноручно созданного идеала.

— Пойдем, — согласился Тарик. — Хотя жалко его...

У барака их ждали еще пятеро бывших бойцов отряда Махмуда Адди, все с излучателями.

— Принесли? — спросил Усама Ибн-Идриси, ставший лидером маленькой группы.

— Да, — кивнул Камаль.

— Разложим, и можно двигать.

Брикеты высыпали на землю и стали рассовывать по рюкзакам так, чтобы каждому досталось поровну.

Беглецов ждал долгий путь по джунглям. До ближайшего поселка было три дня пути, а до того, куда можно войти, не опасаясь быть расстрелянным на подходе, — не меньше недели.

— Все готовы? — спросил Усама. — Тогда пошли.

Камаль вскинул на плечи рюкзак, взял у одного из товарищей свой излучатель и затопал вслед за остальными. Перед тем как нырнуть в проход через периметр, он бросил последний взгляд на базу.

На душе стало тоскливо.

Они прошли через колючие заросли и двинулись по одной из натоптанных тропок. Дезертиры из Армии Освобождения уходили большей частью на север, в более населенные районы. Только самые упорные или те, кто замарал руки слишком большой кровью, шли на запад — туда, где Рашид Хабейби и другие командиры продолжали борьбу.