Станислав Травкин - Последние судьи. Сильнее льва и слаще меда. Книга первая

— Наши гости все верно говорят, — поддержал нас священник, — мы ведь ребятки не в войну играем… Жизни на кону стоят.

Никто из молодых не стал возражать, и вся компания выживших скрылась за дверью церковной пристройки. Мы с Катариной остались вдвоем.

— Что делать дальше будем, Марко? — девушка внимательно посмотрела мне в глаза. Белые хлопья снега диадемой покрывали её черные, как воронье крыло, волосы и таяли на смуглом лице, превращаясь в прозрачные бриллиантовые капли.

— Как и планировали, поедем на юг, — я задумался, — впрочем, если хочешь, задержимся тут на некоторое время. Тебе решать.

Катарина поспешно пожала плечами, и щеки её порозовели.

— Не знаю даже…

— Не смущайся, — улыбнулся я, — говори, давай, как хочешь, погостим или рванем?

— Рванем! — выпалила девушка и ещё сильнее покраснела.

Я не смог удержаться от смеха:

— Ну вот и решили, значит, завтра дальше отправимся. В конце концов, имеем же мы право побыть наедине, тем более, когда вокруг апокалипсис?

— Имеем, ещё как имеем, — Катарина улыбнулась, и, взявшись за руки, мы пошли внутрь.

Первое время Ивар с Езотом поглядывали на Алмаса с опаской, но скоро и они поняли, что парень исцелился. Алмас охотно делился историями из своей жизни и даже смеялся вместе со всеми. Лишь когда кто-то из присутствующих, забыв о тактичности, спрашивал парня о событиях последней недели, он как-то сразу грустнел и, виновато улыбаясь, прятал глаза.

— Я всё помню, это ужасно, — повторял он, как заведенный, и старался сменить тему разговора, что, впрочем, удавалось ему довольно легко.

— Ребята тут в город завтра собираются, — обратился к нам отец Дмитрий, — вот спрашивали, не составите ли вы им компанию?

— Рады бы составить, но завтра мы отправляемся в путь.

— Жалко, что так рано уезжаете, — вздохнул священник, — может, ещё пару дней, а?

— Нет, — вздохнул я, — поедем. В гостях, как известно, хорошо, а дома лучше.

— А где он, ваш дом?

— Сам знаешь, где он, наш настоящий дом, — я улыбнулся и указал на небо.

— Мы туда, конечно, не торопимся, но и прятаться нам не пристало. Священник понимающе посмотрел на меня и похлопал по плечу.

— Завтра так завтра, дожить бы ещё до него…

— Доживём, что может за ночь случиться? — голос Ивара был полон юношеской уверенности.

Езот сразу же поддержал друга:

— А если нападут, как в прошлый раз, то снова ничего им не обломится.

— Дай Бог, конечно, но не будем расслабляться, всякое ведь может случиться, — предостерег ребят отец Дмитрий.

Священник как в воду глядел. Тёплая урская ночь принесла на своих бесшумных крыльях беду — пропал Алмас, а вместе с ним и ружье отца Дмитрия. Однако поиски длились недолго, едва переступив порог убежища, мы увидели темный силуэт у церковной ограды.

— Алмас, зачем ты вышел за ограду, вернись, — кричал священник.

— Алмас, вернись, — вторили ему ребята, но парень никак не реагировал на их крики.

Надо было что-то предпринимать, и я решил сделать шаг навстречу. Не то чтобы я собирался уговаривать его вернуться, задумай он уйти, или убеждать отказаться от своего решения, если бы он решил покончить с собой, просто единственным способом всё выяснить — было подойти к Алмасу и спросить его лично, что я и сделал.

— Стой! Куда? — ребята вцепились мне в рукава, пытаясь удержать, но я оттолкнул их и переступил порог церковной пристройки. Алмас стоял за оградой, возле самых ворот, услышав шаги, парень поднял голову.

— Привет… — сказал он голосом вчерашнего демона и грустно улыбнулся.

— Ты тот, кто указывает путь, — выдохнул я.

— Да, Марко, да. Только теперь я не один. Вы, ребята, забыли кое-что: когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит. Тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И придя, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого. — Тот, кто указывает путь, тяжело вздохнул: — Называешь себя мечом Божьим, а Писания не помнишь.

— К чему же теперь ты намерен принуждать этого несчастного?

— Я? Принуждать? Ты же знаешь, как меня зовут, Марко! Неужели ты ничего не понял?! Этот человек давно уже мой. Парнишка всё помнит, в этом его беда, а я указал ему путь… Его единственный путь. Смотри же, выхожу из него! — Порыв ветра бросил мне в лицо горсть снега.

Алмас опустил ружье и виновато улыбнулся. Демон, и правда, вышел из него сам.

— Эй, ты как? — нарушила тишину Катарина. Парень пожал плечами: — Плохо.

— Давай-ка, отдай моё ружье и пошли внутрь, — священник протянул руку, но молодой человек сделал шаг назад и направил оружие на отца Дмитрия:

— Не подходите!

— Не дури, Алмас, — я нащупал рукоять вальтера в кармане, но парень не собирался стрелять, по крайней мере, в нас. Ствол охотничьего ружья уперся ему в подбородок, а большой палец лег на спусковой крючок.

— Я всё помню! — из глаз парня текли слезы, — я всё помню. Нет мне прощения, и выбора у меня тоже нет… БАМ! Тело Алмаса, как тряпичная кукла, рухнуло на утоптанный снег.

Отец Дмитрий сел на землю рядом с трупом, взял его за руку и заплакал.

— Бедный мальчик, — прошептал он, — выбор есть всегда, всегда…

До самого утра никто из выживших так и не сомкнул глаз, очень уж неожиданно настигла, казалось бы, спасенного парня, жестокая смерть самоубийцы. Алмас сам подписал себе приговор, нажав на спусковой крючок. Был ли у него выбор, спросите вы? Конечно, был… Понятно, что тот, кто указывает путь, будучи профессиональным манипулятором с тысячелетним стажем, оставил парню мало шансов на спасение, разделав его, как заслуженный мастер спорта разделывает новичка, только что пришедшего в спортзал.

Если все мы такие же новички, как и Алмас, то можем ли мы победить? Отвечу словами Иисуса: человекам это невозможно, но не Богу. Вера — вот тот щит и те доспехи, которых не было на Алмасе, покинувшем мир так безумно рано.

Утром мы с Катариной оставили гостеприимный бастион и отправились туда, куда направлялись и раньше, а именно — в сторону вечно далекого, недоступного горизонта.

Дорога, как лента, наматывалась на передние колеса нашего джипа и вылетала из-под задних вместе с дорожной грязью. Позади остались Сив и Тир, впереди нас ожидали Багра и Анарта. Зима сменилась весной, а белые сугробы на обочинах — грязными ручьями.

— Слушай, Марко, — обратилась ко мне Катарина, — ты был на море? — И тут же сама ответила на свой вопрос: — Хотя, что я спрашиваю, конечно, был, сам ведь говорил, что друзья есть в Багре и Анарте.

Я улыбнулся: — Верно, моя хорошая, был, не только на Славском море, но и на Романском. А ты, стало быть, не была ни разу?