Нетылев Петрович - Весна 2018: Бог из машины

- Лили! Лили! - послушница пыталась разглядеть хоть что-то, среди клубов пыли, но у неё, похоже, ничего не получалось, - Лили! - снова выкрикнула она, углубляясь ещё дальше в пыль, а затем Чезаре услышал глухой звук удара и сдавленное айканье.

- Тут какой-то тоннель! - крикнула Мария буквально перед тем, как Чезаре сам смог увидеть, куда именно свалилась послушница. Это было похоже на мгновенно вырытую кротовью нору, только посреди мостовой, да и размерами чуть побольше, примерно с ту самую девочку.

- Вы думаете, она закопалась туда? - недоверчиво спросила послушница.

- Видимо, - пожал плечами Чезаре, - Либо же она умеет телепортироваться, а этот ход только для отвода глаз. Но в обоих случаях догнать ее не представляется возможным.

- Ну, почему же? - нахмурилась Мария, - Я туда, по-моему, вполне могу вместиться.

- Может, и сможешь, если проход дальше не сужается, но двигаться будешь, как похоронная процессия - медленно и печально. Она же, похоже, особых задержек из-за необходимости долбить стенку не испытывает...

- Всё равно, это лучше, чем стоять здесь и слушать гомон чертей,- хмуро ответила послушница.

- Гомон чертей? Если ты имеешь в виду шкатулку, то она у меня.

Девушка сделала лицо, максимально подходящее под то, какое должно выражать саркастический вопрос 'да неужели?'.

- Я уже поняла, - хмуро и устало ответила она.

- Я рассчитывал, - продолжил Чезаре, будто не заметив сарказма, - Что получив доступ к шкатулке, ты сможешь с помощью своего дара выяснить, откуда прошлый владелец взял ее, чего он пытался добиться и кто за ним стоял.

- Вряд ли, - покачала головой Мария, - Эта шкатулка меня пугает, а разобраться в вое 616 чертей просто невозможно.

Она рассеяно потёрла висок.

- Хотя сейчас они почему-то голосят намного тише, чем раньше. Если бы я столько времени провела рядом со шкатулкой, когда она визжала, у меня уже мозги через нос вытекли бы.

- Видимо, это из-за того, что сейчас она заперта, - ответил Чезаре, - В таком случае шкатулку нужно будет где-то спрятать, пока мы не придумаем, что с ней делать... А вот это?

Он протянул рукоятью вперед больверк Белого Робина. Собственно, сохранить эти два трофея, чтобы дать их Марии на допрос, и было основной целью, которую он преследовал во время схватки с сигма-преступником.

- Думаю, получится, - кивнула Мария, осмотрев револьвер, - Но только если рядом не будет шкатулки: она теперь меня не оглушает, но голова всё равно болит, а мои способности становятся просто бесполезны, если я не могу разобрать отдельный голос в этом шуме.

- Хорошо, - кивнул Чезаре, - В таком случае, больверк останется у тебя. Шкатулка походит со мной, пока я не придумаю, куда ее спрятать.

Идею оставить ее здесь или еще в каком-нибудь укромном уголке кардинал отбросил, решив, что, вполне вероятно, его противник почувствует шкатулку не хуже Марии.

- И еще одно: если им заинтересуется владелец, или если ты узнаешь что-то, что поможет отыскать этого владельца, не предпринимай ничего без моего ведома. Он слишком опасен.

- А кто его владелец? - глупо похлопав глазками, спросила девушка, - И вообще, что мне у него спрашивать? Я думала, вы будете рядом. Вдруг он не захочет мне рассказывать ничего о своём хозяине?

- Я тоже так думал, - признался Чезаре, - Однако боюсь, что подход 'положить где-нибудь, чтобы не знали' с этой шкатулкой не сработает. Поэтому мне придется таскать ее с собой, пока ситуация не разрешится. Что же касается владельца... Тебе что-нибудь говорит псевдоним 'Белый Робин'?

- Вор сигмафинов? - удивилась девушка, - Тогда может и не ответить. Сигмафины ненавидят своих владельцев, но Робин для них - вроде как освободитель.

- Неприятно, - заметил интриган. Разговаривая с сигмафином лично, он попробовал бы убедить того, что Робин никакой не освободитель, но требовать того же от Марии было бы неразумно, - Но попробовать стоит... Погоди-ка! А как у сигмафинов с пониманием связей между людьми?

Мария искренне пожала плечами.

- Я не знаю. Кажется, все сигмафины были раньше людьми, так что, понимать должны, но сейчас их сознание... - она замешкалась, придумывая наиболее подходящее определение, - Далеко от человеческого. Даже продвинутые NI перестают понимать человеческие эмоции, что уж говорить о простом больверке?

- В таком случае действуй так, - не вполне уверенно сказал кардинал. Он логически рассудил, что если шкатулка мешает Марии слышать больверк, то больверку она и подавно должна мешать слышать их разговор. Но что, если он ошибается? Тогда он окажется в весьма глупом положении...

- Для начала все-таки попробуй аккуратно расспросить о планах Белого Робина. Вдруг все же что-то скажет. Затем сообщи ему, что женщина, использовавшая эти сигмафины - не Белый Робин, а самозванка. Строго говоря, это действительно так, дело лишь за тем, в каком свете это представить. Представь это так, что она втерлась в доверие к нему, чтобы завладеть его сигмафинами, и как следствие, не освободительница, а поработительница. Если тебе удастся убедить больверк в этом, он хотя бы расскажет то, что знает о ней: имя, внешность, адрес - что-нибудь, что поможет выяснить ее личность. Если же она связана с заговорщиками, то больверк можно расспросить и о заговоре - представив заговорщиков как пособников женщины, обокравшей их обожаемого освободителя...

- Знаете, отче, вам сильно повезло, что сигмафины слышат друг друга, иначе больверк бы знал всё, что вы сказали.

Она подняла руку с оружием и помахала ей.

- Ладно, встретимся в Ватикане, где-то часиков в восемь, а я пока пообщаюсь с сигмафином, может, действительно получится что-нибудь выяснить.

- Хорошо, - кивнул Чезаре. Он задумался, что делать, если больверк расскажет Марии о судьбе настоящего Белого Робина, но предпочел решать проблемы по мере их поступления.

Развернувшись, кардинал направился обратно в Ватикан. Скоро утро, и его отсутствие на рабочем месте может вызвать ненужные подозрения. Кроме того, он рассчитывал улучить момент, чтобы просмотреть списки - если получится, то списки населения Ватикана, иначе - хотя бы людей, работающих непосредственно на Церковь. Может быть, удастся сократить список подозреваемых, даже если больверк ничего не скажет.

Как же все-таки неудобно, когда допрашиваемому нечего отрезать...

Спать хотелось изрядно, ведь ночью было совсем не до того. Однако после двух фатальных ошибок, совершенных в схватке с Белым Робином, Чезаре чувствовал себя побежденным... А проигрывать он не любил. Aut Caesar, aut nihil. Кардинал вслед за великим тезкой выгравировал бы эти слова на своем клинке, не будь тот казенным. И в любом случае он следовал им, как жизненному принципу. Поэтому сейчас он из чистого упрямства хотел сделать хоть что-нибудь, чтобы в итоге одержать победу над мертвецом.