Мария Симонова - Диагноз – бессмертие. Одержимые бессмертием

– Садитесь, – смилостивился Наплеков, небрежно махнув рукой на кресла, обитые драгоценной коричневой замшей; полагаю, эту часть помещения можно было назвать гостиной. Вообще–то я не собирался здесь рассиживаться, но не стоять же мне перед ним все время разговора навытяжку! Поэтому я, коротко кивнув спутникам – мол, можно, – уселся напротив министра. Еж с Хирургом, разойдясь чуть ли не синхронно, заняли места по обе стороны от меня. Вряд ли им когда–либо доводилось опускать свои седалища в такие роскошные кресла, но как раз это их сейчас волновало меньше всего. Токарев прошел вперед и встал за креслом своего босса – странно, что не сел в свободное рядом: он с полным правом мог считать себя партнером в этой операции, а не просто «шестеркой», место которой где–то позади, за кадром. Наверное, привычка сработала.

– Я ждал вас значительно раньше, – начал Наплеков жестким тоном, как бы сразу обозначая, кто здесь командует парадом, а кто – подчиненное лицо, обязанное отчитываться перед ним за опоздание. Не сомневаюсь, что подобный тон был у него профессиональным.

– Знать бы еще, что вы назначили мне встречу, – проворчал я. И добавил, многозначительно посмотрев на часы: – В свое время я пока укладываюсь.

– И сколько же у вас имеется времени? – С этими словами Наплеков плеснул себе в бокал коньяку «Д–р Гранж» из початой бутылки. Мне он выпить не предложил, демонстративно подчеркивая разницу между собой – одним из столпов власти, полубогом по здешним понятиям, и мною – парией, местным уроженцем, обязанным трепетать от счастья уже от того, что меня удостоили визита в апартаменты божества и личной беседы с ним. Не очень умно с его стороны было проводить со мной подобную тактику, будь это действительно тактикой – министр при самом искреннем желании не мог бы вести себя иначе, это было выше его сил, презрение из него так и перло. Меня его кичливость мало задевала. В любом случае, я все равно не стал бы с ним пить.

– Времени у меня в обрез, уважаемый, – сказал я. – Так что желательно перейти к делу.

– Не скрою, мне было интересно на вас посмотреть, Ричард Край, – сообщил он мне. Осчастливил. – А кроме того, задать вам пару вопросов. Во–первых… – Тут он прервался, чтобы приложиться к бокалу. Не иначе как для храбрости коньяк лакает: вон уже четверть бутылки уговорил в ожидании. Что значит принять должность по наследству. Тоже мне, руководитель органов безопасности! Эстет хренов! Алкоголик!

Отставив недопитый бокал, Наплеков неожиданно резко продолжил:

– Какие вы мне можете дать гарантии, что после операции сдержите свое слово?

– Никаких, – честно признался я, пожав плечами. – При успешном завершении операции вы просто прибудете в назначенное место, где вас встретят мои люди. Я со своей стороны могу обещать, что через семь часов вас высадят вблизи Купола целым и невредимым. Да, и, разумеется, бессмертным – соответственно нашему договору.

– Понятно, – кивнул он, скроив скептическую мину. Я оценил его скепсис, но добавить к сказанному мне было абсолютно нечего: хочешь получить вечную жизнь, ничего не поделаешь – придется тебе заключить договор без гарантий, основанный единственно на честном слове местного парии. Он продолжил: – Тогда еще один вопрос… – По правилам равного диалога между уважающими друг друга партнерами следующий вопрос был за мной, и я не преминул бы его задать. Однако Наплеков, заметив, что я собираюсь его перебить, сделал останавливающий жест рукой, заверив милостиво: – А потом я отвечу на все ваши. Надеюсь, что вы будете со мной откровенны. (Непонятно, с какой стати он рассчитывал на мою откровенность, так демонстративно презирая меня. Ну да ладно, пускай рассчитывает.) – Мой вопрос касается тех двоих бессмертных, которые, как вы утверждаете, находятся у нас в Куполе…

– А вы это отрицаете? – перебил–таки я.

Он раздраженно поморщился:

– Да, их было двое. Но сейчас речь не об этом…

– Прошу прощения, но, если вы еще не поняли, речь именно об этом, – заявил я резко. Он здорово ошибался, если рассчитывал получить от меня в ответ на свое презрение привычную ему подобострастную вежливость. – Не сомневаюсь, что вы их отсканировали и знаете, что для меня это ключевой вопрос. Если ваши живодеры убили женщину, то дальнейший диалог между нами не состоится. – Я не собирался похищать у них Грабера: я мог просто потребовать вернуть этого предателя, пригрозив им нападением на Купол. И угроза его убийства меня бы при этом не остановила – особенно в свете возможной гибели Жен.

– Да никого я не убил, – скривился он. – И не отсканировал. Потому что со сканированием у нас возникли проблемы. Об этом я и хотел вас спросить: вы поставили им блокирующую программу, делающую их мозги «непрозрачными» для ментоскопирования?

Не убил – это уже хорошо. Очень хорошо. Идем дальше. Сомневаюсь, что министр до конца понимал значение заданного им вопроса: я никогда не слышал о программе, способной полностью заблокировать мозг человека для считывающих устройств. Вряд ли об этом знали на Ч33 с ее отсталыми технологиями, когда даже в метрополии специалисты не могли считать себя в курсе последних открытий в данной области. Но я–то знал, что Грабера и Жен никто в этом плане не обрабатывал. Стало быть, их «непрозрачность» являлась следствием их бессмертия?.. Тогда Наплеков, не подозревая о том, помог мне сейчас сделать небольшое открытие. О чем я ему, разумеется, не торопился сообщать.

– Да, я поставил им блокаду. Кое–что из новых разработок, – небрежно соврал я. – На всякий случай учтите, что у меня и моих людей в мозгах стоят такие же заглушки. Итак, к моему вопросу…

– Спасибо. Учтем, – перебил он, опуская руки на подлокотники.

Прежде чем до меня дошел смысл этого многозначительного «учтем», мой позвоночник пронзила острая боль. Мозг выдал экстренные команды: «Вскочить!!! В «бросок“!!!» Но мой безотказный живой механизм – тело – этих команд не выполнило: я его как будто потерял, перестал ощущать, хотя и мог видеть себя – обездвиженного, бессильно раскинувшегося в мягком предательском кресле. Еще я мог воспринимать звуки и сохранил способность анализировать, так что тут же определил по знакомым симптомам, что получил парализующий разряд класса «4С», так называемый «средне–щадящий», то есть при шоке периферийных нервных цепей и полной потере двигательной активности у меня осталась возможность воспринимать происходящее и ясно его осмысливать. Видимо, электроды были вмонтированы в сиденья всех кресел, кроме хозяйского; Токарев не стал садиться не по привычке, как я думал, отодвинувшись на второй план, а предохраняя свою задницу от разряда: знал, подлец, чем должна закончиться для нас эта аудиенция. Своих ребят я мог видеть только боковым зрением, как бы в тумане – их расслабленные позы подтверждали мое предположение: Наплеков парализовал нас нажатием тайной кнопки, скрытой в подлокотнике его кресла.