Сергей Спящий - Время terra incognita

Его обращение к отцу Егора — по детскому прозвищу — «конь» — рассмешило гостей. На лицах появились улыбки. Мамы и те перестали плакать и слабо улыбнулись, будто вспомнив что-то очень хорошее.

— Между прочим я и сам поднимался в пространство— ответил отец.

— Не— замотал пятнистой головой дядька Денис: —Небесным чистильщиком не считается. Ты же выше орбиты не поднимался.

— А в Селенограде, на Луне? — спросила мама Дениз.

— Ну кто хотя бы раз не побывал на луне? — отмахнулся дядька Денис: —В Селенграде мы с Конём, кстати, вдвоём были. Наблюдали за монтажом и пуском второй лунной БЭМ.

Услышав, как отца Егора второй раз назвали «конём», гости заулыбались ещё шире. Непривычные к подобному обращению, приехавшие на семейное торжественное прощание, родственники второго помощника, смеялись в кулаки.

— Вот я и говорю, что мы с тобой мечтали стать настоящими космонавтами, а твой Егорка им стал— развил мысль дядька Денис: —Самым, что ни на есть, космическим космонавтом. Покорителем пространства!

Сидящий рядом, младший сын Дениса Евпатьевича, Алексей, попросил Егора: —Расскажи, пожалуйста, а о чём ты мечтал в детстве?

С тех пор как Егор стал капитаном первого межзвёздного корабля, Алексей безмерно им восхищался, ставя вровень с легендарными революционерами начала давнего двадцатого века. Честно говоря подобного безмерного восхищения Егору хватало за глаза и вне семьи. Сложное это дело — быть памятником своего ещё не совершённого подвига, оставаясь при этом человеком. Однако ничего не поделать.

— Расскажи— подхватили гости: —Расскажи, пожалуйста.

— О чём я мечтал? — переспросил Егор: —О разном. Нет, о кораблях тоже мечтал, обманывать не стану. Но больше всего мне хотелось родиться на полстолетия раньше и создавать первые искусственные интеллекты и учить их и воспитывать, ещё до того как они влились в общность слияния Родины. А то такая, товарищи, несправедливость. Они меня всю жизнь воспитывают, а я их не могу — опоздал родиться!

Хорошо прошёл последний вечер на земле. Не без слёз, но и смеха было довольно. Как и уговаривались с родителями заранее, Егор и Иван тихонько выскользнули из-за стола. Мама Егана попыталась было встать следом, но отец удержал, покачал головой и обнял, пряча её лицо в своей, до сих пор могучей и большой, груди.

Когда они ушли, смех за столом стал стихать, так же как и веселье. Родители космонавтов вышли из-за столов, почти так же тихо, как капитан и его второй помощник. Заботу о гостях взяли на себя братья и сёстры Егора. Веселье затихло, сменилось задумчивостью. Родственники и самые близкие друзья смотрели на танец разноцветных фонариков, на проступившие в глубинах потемневшего неба звёзды и вполголоса гадали, что ждёт отважных исследователей в системы звезды Барнарда. Что они найдут там? С чем вернутся? Словно полноводная река, разделяющаяся на десятки отдельных ручьёв, общий разговор разбился на множество разговоров поменьше. Говорили о кораблях, о городах, о далёких звёздах. А эти самые звёзды светили в небе и их неяркий свет забивался парящими в воздухе разноцветными фонариками.

Подключилась к системе энергопитания дома и замерла мобильная человекоподобная платформа для удалённого присутствия интеллектов. Оживлявший её своим присутствием интеллект отвлёкся на другие дела.

Оставив позади тёмно-зелёное полотно лесопарка, с яркими точками домов и дач, пассажирский флаер заходил на посадку близ малого московского космопорта. К северо-западу, заревом мирового пожара, возносясь к небу столбом света, пылала и сияла огнями ночная Москва. На стартовой площадке номер семь ждал орбитальный челнок, который доставит их и ещё несколько человек из экипажа, в лунный пересадочный порт — луна2. С «двойки», подождав пока соберутся остальные, их переправят на корабль. Приняв вахту у дежурной смены и своего первого помощника — корабельного интеллекта, Егор заступит на должность капитана первого межзвёздного корабля.

Всего через несколько дней.

Затем семимесячный путь к границе солнечной системы ибо только там можно запускать основные двигатели корабля без опаски. Такой смехотворно короткий, в сравнении с предстоящей дорогой, семимесячный путь.

А потом — потом СТАРТ. Но это уже совсем другая история. Пока же: пассажирский флаер снижался к стоянке флаеров. К северо-западу небо сияло отражёнными от туч московскими огнями. На втором этаже родительской дачи, отец крепко обнимал обоих матерей и они вместе, не включая света, смотрели на ночное звёздное небо. Один за другим гасли и опускались на траву распечатанные на трёхмерном принтере, по алгоритму из общей базы моделей, разноцветные фонарики. Погасшие фонарики собирались автоматическими уборщиками. Начали расходиться гости, разъезжаясь на мобилях или разлетаясь на флаерах или укладывались спать, чтобы уехать завтра днём.

А первый экспериментальный корабль дальнего следования, с заглушенными основными двигателями и свёрнутым солнечным парусом, дрейфовал за лунной орбитой. Готовясь отправиться в долгий полёт. Ожидая, когда поднимается на борт капитан. Ему осталось ждать совсем недолго, совсем.

И я и ты, читатель, мой друг — мы вместе с тобой говорим:

В добрый путь, человек!

В дальний путь!

Я никогда не любил предисловий.

Послесловие — другое дело. Если читатель добрался до послесловия, значит автор имеет право высказать благодарному читателю пару тройку своих бесценных авторских мыслей и, даже, имеет некоторый шанс быть услышанным.

Начну с благодарностей. Мне хочется поблагодарить за помощь в написании романа настоящего советского человека, инженера. Ныне этот человек проживает в Харькове, но это совершенно не важно, главное, что он живёт на планете Земля. Мой и твой, уважаемый читатель, сосед. Все мы соседи по планете.

Спасибо за помощь, сосед!

А теперь главная мысль, ради которой в конец романа было вставлено авторское послесловие:

Моя книга не о Советском Союзе. Вам могло показаться будто бы она о Союзе, но я, как автор, говорю вам нет — совсем не о нём.

Помните, как на уроках литературы в школе, учительница допытывалась: что именно хотел сказать в произведении автор? На эту тему есть куча хороших шуток вроде следующей: на уроке Вовочка полчаса рассказывал учительнице, что хотел сказать в своём романе Толстой, а призрак Льва Николаевича записывал и дивился.

Так вот, чтобы не оказаться в положении призрака Толстого из анекдота, я лично и ответственно заявляю: моя книга не о Советском Союзе.