Алексей Красюк - Сквозь время

– Командир, ну ты как, да очнись же ты, – кто-то усиленно меня тряс и пытался привести в чувство.

– командир, ты идти-то сможешь? Ну ладно посиди здесь, сейчас воды принесу. Меня прислонили к виновнице перелома рёбер (моих естественно). Я попытался открыть глаза, мне это удалось. Я сидел прислонённый к лошади среди наваленных и тут и там тел воинов и наших и татар. Все поле, насколько хватало глаз, было усыпано трупами и ранеными воинами. То там, то здесь раздавались стоны. Ко мне подошёл Сашка Михайлов и протянул кувшин наполненный водой.

– На попей, командир, легче станет.

– Давай рассказывай, Саня, где все и сколько я был в отключке?

– Все ушли дальше, погнали татарву, а ты в отключке был не долго. В тот момент, когда на нас пошёл самый мощный вал конницы татар, ты словил удар по кумполу и рухнул вниз и в этот момент на тебя сверху приземлилась лошадка твоего противника, которого ты успел зацепить. В этот момент в тыл татарве вышел намётом запасный полк с Боброком и рубанул их так, что от татарвы стали клочья лететь. Потом наши погнали татар дальше, а я остался, чтобы отыскать тебя и Никиту.

– А где Никита?

Сашка опустил глаза и как-то виновато произнёс:

– Погиб Никита, командир, через минуту после того, как ты упал, он схлестнулся с тремя татарами сразу и не уберегся. Вон он лежит в сторонке, я его положил, чтобы с собой потом забрать. В горле у меня запершило и в глазах невольно появились слезы. Мы с Никитой многое вместе прошли, а вот здесь он погиб, а мне опять свезло остаться жить.

– А князь где, он вроде жив был, когда я падал?

– Я тоже его видел живым, а потом в суматохе боя потерялись мы, а сейчас его вон воины ищут, пока не нашли, погибших много, может где под телами лежит, найдут.

Мне подумалось, что в истории писали, что почти сразу после боя Дмитрия Ивановича нашли возле одиноко стоящей берёзки, он лежал под одним из своих воинов, который в последнем порыве прикрыл упавшего на землю князя московского. Так что лично мне можно было не волноваться, я-то знал, что Дмитрия Донского найдут живым и здоровым.

Я ещё некоторое время посидел на земле, пытаясь прийти в себя, видимо тот татарин мне неплохо по голове заехал. Ребра болели по-прежнему, но по ощущениям лёгкие вроде не задели, так что жить можно, а кости срастутся.

Я попытался подняться и чуть не упал, меня во время поддержал Санька и мы вместе с ним, точнее я почти на нем побрели к тому месту, от которого разносились радостные крики (видимо нашли князя). Князь стоял, слегка пошатываясь. Судя по тому, что на его доспехах не было живого места, ему досталось несладко. Но слава Богу, что он остался жив, мы разбили татар, а значит история останется такой, какой ее сделали наши предки и мне было вдвойне приятно от того, что я приложил немного и своего старания к этому делу, о чем я естественно скромно стараюсь молчать.

– Ну что, Ляксей, переломили мы хребет Мамаю, с него туменами?

– Переломили, Дмитрий Иванович.

– А скажи мне, Ляксей, ты же знал, что победа будет за нами?

– Знал, князь, вот только каждый из нас должен был прожить сам этот промежуток времени и вложить в это событие частицу себя, поэтому не мог я вам рассказать, что битву эту вы выиграете.

Князь пристально посмотрел на меня, но в глазах его не было осуждения, он все понимал. В глазах его была и радость и неимоверная усталость одновременно. Великое он дело сделал, поднял народ против ненавистного врага и самое главное, вселил в этот народ веру, что всем вместе можно давать отпор любому врагу, а значит надо объединяться и дальше. Надо быть единым большим государством, а не отдельными княжествами, вот тогда нам никакие враги не страшны.

Обо всем этом я думал по дороге домой, ну точнее пока не домой, а в лагерь, в котором меня ждала моя ненаглядная Маринушка и, как я надеялся отдых, которого мне так не хватало все эти годы, которые я был в этом времени. В лагере Марина бросилась мне на шею и долго целовала, а потом не отходила от меня ни на шаг, что было, скажу я вам, чертовски приятно. Позже вернулись воины, которые отправились в погоню за отходящим противником. Дмитрий Иванович, как всегда, был весь в заботах. И после такого великого сражения он оставался государем, князем для своего народа, а значит не имел права, как он считал, праздно проводить время и поэтому постоянно был в делах государственных. В Москве нас встречали победителями, со всех сторон неслись крики, поздравления и вопли радости от встречи с родными. Конечно присутствовал и плач. Во многих дворах не дождались кто-то сына, кто-то отца, кто-то мужа. Но надо было продолжать жить.

Прошёл уже почти месяц, после того, как мы вернулись в Москву. Князь за службу нашу, наградил нас по-княжески, мне дал деревеньку в кормление, Семёну тоже, а Сашку моего назначил начальником сотни в своей главной дружине. Никиту мы похоронили, как полагается. Почти каждый день мы с Маришкой и Санькой (если нам служба позволяла) приходили к Никитиной могилке и стояли подолгу молча, думая каждый о своём. Я службу тоже не оставил, вот только теперь почти всегда только контролировал ребят. Я теперь стал тысяцким, расту прям на глазах. Вот только почему-то мне каждую ночь стали сниться ребята из того, из 1996 года. Странно все это.

Однажды мы с Маришкой сидели во дворе и говорили о странностях судьбы, которые приключались со мной, как вдруг невдалеке прогремел гром и стал накрапывать несильный дождик. Через несколько минут небо потемнело и, дождь пошёл сильнее.

– Пойдём ка в дом, моя ненаглядная – я приобнял Маришку и только собирался войти с ней в дом, как сзади что-то сильно шарахнуло, словно толкнуло меня в спину и стало абсолютно темно.

Я позвал Маришку, но ответа не было.

– Маришка, ты где?

В это мгновение я почувствовал, что что-то влажное касается моих губ и открыл глаза.

Я лежал в помещении с выкрашенными белой краской стенами, а рядом со мной стояла Маришка, почему-то в белом халате и смачивала мне губы влажной тряпочкой.

– Где я? – мне показалось, что достаточно громко сказал это, но на самом деле голос у меня был в этот момент очень тихий, как будто в горло мне засыпали песок и все внутри высохло до такой степени, что произнести слово для меня стало просто подвигом.

– Лежи, милый, лежи, ты в госпитале, слава Богу очнулся, мы уж думали, что не справишься, уж очень тебя сильно зацепило.

Я попытался посмотреть по сторонам, но сделать это было не менее трудно, чем сказать что-то.

И тут меня осенило, что слово госпиталь, вид помещения, в котором я находился, да и вся обстановка была явно не похожа на мой дом недалеко от Москвы, в котором я жил с Маришкой вот уже как месяц после куликовской битвы.