Михаил Кликин - Чистилище. Охотник

Она долго бродила по лесу, слизывая кровь с травы и листьев, принюхиваясь к следам, фыркая от резкого запаха пороха. Ламию нельзя было назвать разумной, однако её мозг работал хорошо – и вскоре в её голове сложилась четкая картинка: сколько людей здесь было, как они перемещались… Много людей, собравшись, отправились на север – к морю. Они пахли металлом и огнем – эти запахи тревожили, отбивали аппетит. Но был и другой след – неровный, извилистый, пахнущий кровью. Два человека пытались спастись. Вряд ли они ушли далеко – Ламия чувствовала их слабость.

Она заворчала, повернувшись лицом на восток.

Туда ушли люди.

Туда вела кровавая тропа…

При всей своей силе и скорости, муты были всё же слишком глупы и прямолинейны. Даже зары могли их перехитрить, что уж говорить о Чистых, чей жизненный опыт измерялся десятилетиями.

Чистые разработали много всяких уловок для того, чтобы истреблять мутантов. Но самая примитивная тактика была и самой действенной, и заключалась она в том, чтобы выманивать мутов на открытое пространство и расстреливать из всего возможного оружия, находясь в неприступном убежище – в железной клетке, например, или в бункере с амбразурами. Конечно, если нападающих оказывалось слишком много, то они просто могли задавить массой. Но в бухте, похоже, этой опасностью можно было пренебречь.

Высадившиеся с баржи отряды провели зачистку берега, а потом к ним присоединились группы прикрытия, состоящие из снайпера и двух стрелков. Эти тройки заняли возвышения, откуда хорошо просматривалось побережье и ближайшие перелески. Под их защитой десантники начали строиться в походные колонны. Всего на поиски деревни дикарей отправлялись двадцать четыре человека – три группы по семь бойцов и трое «штабных», координирующих всю операцию: мичман Теребко, казарменный старшина Рома Прохоров и связист Галунин, имени которого никто, кажется, не помнил и которого все звали Голубятней.

– Батарея исправна, Голубятня? – спросил Теребко, волнуясь за связь.

– Так точно, исправна. Но у меня, если что, есть замена для рации, – Галунин, беззаботно улыбаясь, потряс клеткой с голубями. – Полный дуплекс, так сказать.

Вряд ли он понимал смысл слова «дуплекс». Просто оно ему нравилось. Голубятня вообще любил козырять разными словечками, вычитанными в старинных книгах.

– Твоему дуплексу тоже чем-то питаться надо, – буркнул Теребко, возвращаясь к более насущным делам.

Кира Баламут тем временем уже в третий раз проверял снаряжение своего маленького отряда: боекомплекты, паек, оружие, одежду. Инструктировать никого не пришлось – это было сделано еще на барже. Бойцы уже давно были готовы выступить, но в других отрядах что-то не ладилось. Теребко ругался на медлительных командиров, грозился расстреливать бойцов за малейшие прегрешения – как он уже якобы расстрелял надоедливого и бестолкового Дылду. На угрозы начальника большого внимания никто не обращал: все знали, что Дылда просто отстал. Скорей всего, его сожрал мут. А может, он сам превратился в мута и сейчас сидит где-нибудь в засаде, поджидая бывших товарищей.

Наконец построившийся колонной отряд двинулся.

Первую ночёвку им предстояло провести на голой каменистой возвышенности километрах в пятнадцати от берега. Мичман предполагал, что мутов там не бывает – слишком сухо вокруг, – так что ночь должна была пройти спокойно. Что будет дальше, пока никто не мог предположить. Командование, однако, рассчитывало, что в течение недели, максимум десяти дней, посёлок местных заров удастся обнаружить.

Что делать потом, предстояло решить мичману или его заместителю Прохорову. Конечно, у этих двоих имелись какие-то инструкции, только вот рядовые бойцы ничего об этом не знали. Эта неизвестность слегка пугала. Нет, дикарей моряки не боялись – у тех даже оружия нормального, кажется, не было. Моряков пугала местная природа, непривычные просторы. Они привыкли жить на обломках цивилизации, в окружении каменных развалин, где всегда можно было найти укрытие, затаиться, переждав нашествие мутов. А где прятаться в лесу? Или, того хуже, на болотистой равнине…

Единственный плюс – здесь не так много мутантов. Суровый климат, скудные земли… Может, есть и еще какие-то причины… Что, если местные дикари научились как-то влиять на численность мутов? Звучит, конечно, невероятно. Но есть же у них чудодейственный Коктейль, ради которого Чистые масштабную экспедицию организовали – лет десять подобных операций не проводилось, а тут – на тебе. Поверили, значит, в Коктейль. А может, Чистым еще что-нибудь про этих странных лесных дикарей известно? Может, у местного племени всяких полезных секретов – как вшей на диком заре?

Размеренная ходьба располагала к думам. Мичман Теребко мечтал о юных дикарках. Кира Баламут вспоминал прочитанные пособия по тактике боя, прикидывал в уме, что будет делать, если, к примеру, вон в тех кустах на склоне сопки окажется засада, а сверху покатятся камни. Одноглазый Айрат считал, сколько мутов он подстрелил в ходе сегодняшнего боя. Связист Голубятня думал о мозоли на правой пятке – она саднила всё сильней, кожа, наверное, уже совсем сползла, обнажив розовое мясо, сочащееся сукровицей. Надо бы остановиться, перемотать портянки. Но уж больно хмур мичман. Думает, наверное, о чем-то жутко важном – ну еще бы: он ведет полноценный взвод на ответственное задание! – разве можно его сейчас отвлекать из-за какой-то дурацкой мозоли?

Впереди колонны кто-то предостерегающе закричал. Кира Баламут тут же прыгнул в сторону, разглядел вдалеке могучую фигуру, несущуюся к людям по каменистой осыпи, крикнул:

– Снайпер!

Айрат сдернул с плеча винтовку, нашел цель и спустил курок.

Мут словно споткнулся, на подгибающихся ногах пробежал еще метров тридцать, а потом упал.

– Двадцать восемь, – сказал Айрат и улыбнулся, вернувшись в ощетинившийся стволами строй.

– Не спать! – крикнул мичман Теребко. – Про баб потом будете думать! А сейчас по сторонам смотрите!

Связист Голубятня, сидя на плоском камне, нагретом солнцем, торопливо перематывал портянку…

Ночь выдалась глухая, будто не лето сейчас было, а зима.

Тагир Сагамов долго пытался заснуть, ворочался на сколоченной из досок кровати, на матрасе, набитом соломой. Он уже не рад был, что упросил доктора отпустить его домой. В медицинской яранге, наверное, имелось какое-нибудь средство от бессонницы. Санитар, присматривающий за больными, дал бы страдальцу хлебнуть снотворной микстуры – и не пришлось бы так мучиться.

Тагир вздохнул, встал с лежанки, стараясь не шуметь. В соседней комнате спала жена – она у него была третья, и он, вспоминая это, каждый раз невесело посмеивался: надо же, как повезло низкороду – три раза успел жениться, двух жен сумел пережить!