Иван Тропов - Крысолов

– Запах?

Четкий и дружный пируэт: “Нет!”

Та-ак… Не запах. Тогда что?

– Свет впереди? “Нет”.

– Тепло?

“Нет”. Дружно, быстро. И это мимо.

– Электричество? “Нет”.

– Ветер? Сквозняк?

Лобастый – быстрое и четкое “нет”. А вот Ушастик чуть замялся. Тоже “нет”, но неуверенно как-то. Не пируэт, а так, одно название. Промямлил, будто лишь за компанию с Лобастым.

– Подожди, умник, не спеши. – Стас коснулся пальцем носа Лобастого. Перевел прицел на Ушастика. – Что-то похожее на ветер?

Мнется. Мнется, словно “да” много, а “нет” слишком мало…

– Звук? Звук, похожий на ветер?

“Да!”

Резко, быстро – почти радостно. Словно гора с плеч у Ушастика. И такие же радостные пируэты вдогонку.

“Ветер. Звук. Слабо. Слабо. Слабо”.

Звук, словно ветер, и очень-очень слабый. Так, что ли? Слабый звук? Но почему как ветер?

Ушастик еще подумал и опять закружился в пируэтах, уже не так оживленно.

“Есть. Нет. Есть. Нет. Быстро. Быстро”.

– Звук пульсирует?

Ушастик привстал на задние лапы, но так ничего и не выдал. Мялся.

Мимо. Не пульсирует.

– Звук идет толчками?

Ушастик быстро мотнул мордочкой, привстал на задние лапы и упал на передние. “Да-да!” И еще пируэты. “Быстро. Быстро”.

Звук идет отдельными ударами… Едва слышный звук, который идет отдельными ударами…

Ч-черт!

Удары тихого звука… Это звуковой детектор движения!

Это не цивильные крысы! Это засада на крыс! Чтобы не гоняться за ними по всем подземельям – уйдут раз, уйдут два – и все, залягут в какой-нибудь щели и отыскивай их потом, пуганых-шуганых! – а накрыть сразу.

А детектор заранее предупреждает, когда появятся крысы. Чтобы быть готовыми.

Вот почему та крыса была одна. Стая напоролась на засаду. И встретили их как надо, лишь одна ускользнула. Потому и неслась как очумелая – прочь, прочь, прочь! Даже Рыжика перед собой не почувствовала, пока носом в него не уперлась…

Ладно. И на старуху бывает проруха. Почти попались – но почти не считается. Предупрежден, значит, спасен.

– Молодец, Ушастик, – шепнул Стас. Потрепал за ушами.

Теперь главное быстро убраться отсюда, пока ребята не сообразили, что их эхолокатор и засаду обнаружили и повернули обратно.

– Назад! Быстро!

Стас нащупал рукой стену и побежал, прижимаясь к плитам. Неудобно, но бежать по шпалам в полной темноте еще хуже. Ноги…

По туннелю прокатился ржавый скрежет. Длинный, тяжелый. Словно один здоровый кусок металла проволокли по другому.

И там, впереди, озарился вход в туннель. Рваные проволочные ворота, прямоугольник жестяной таблички… Далекие отсветы за входом в тот узкий туннель, который вел сюда. Беловатые отсветы, много раз отраженные от темных стен, слабые-слабые, но для глаз, привыкших к кромешной темноте, и этого слишком много.

Стас сощурился.

Там, впереди, снова ржаво скрежетнуло и затем ритмично заклацало металлом о металл. Словно по железной лестнице спускались ребята в тяжеленных “чушках”…

Стас попятился.

Грохот стал иным. Все больше был похож на стук железа о бетон, чем на клацанье лестницы.

Все. Металлические удары совсем прекратились. Видимо, все спустились. Донеслась какая-то далекая, обросшая эхом до полной невнятности команда. И к неподвижным беловатым отсветам присоединились – желтые, скачущие… Все нашлемные фонарики уставились в его сторону.

И этих фонариков… Сколько же их там?!

Поверх белых отблесков и желтых проскоков – быстрый черный мазок.

Замер перед ногами. Рыжик. Теперь можно различить без всякого лазерного прицела.

Уже кружится в танце, дрожа от возбуждения. Быстро, забыв про то, что освещение не идеальное и читать движения трудно.

Но так уж устроена лексика пчелиного танца, что сейчас это не важно. На стандартной клавиатуре в самых удобных местах расположены те символы, которые употребляются чаще всего. В пчелином танце из всех используемых движений наиболее четкие паттерны выделены под самые важные сообщения.

“Люк. Сверху. Открыт. Вооруженные люди”.

– Сколько?

“Много”. И, чуть подумав, еще пируэт: “Отделение”. Десять человек…

Много. Сквозь такой строй не прорваться. А в другую сторону… Там, должно быть, еще больше. И уже изготовились к бою. Пристрелялись. Стас присел и зашептал:

– Искать ответвление! Любое! Проход, провал, лаз, щель…

По коридору затопали. Там уже не строились, там уже шли. Ко входу. Сколько там, от входа в туннель до источника света и до люка? Метров сто пятьдесят, судя по грохоту?

Значит, пара минут… Даже если какой-то лаз в этом туннеле и есть, не успеть. Не найти.

Все.

Вот так вот, глупо…

Обхитрив Рубакова, разделавшись с той сладкой парочкой пензенских, раскурочив ферму Графа, добыв секвенсор, уйдя от погони, пробравшись внутрь города, находясь почти у цели – и попасться.

В ловушку для крыс. Как крыса…

Да, это судьба. Шутники боги славно позабавились с парнем, возомнившим себя Крысоловом…

Пискнуло.

Стас обернулся. В беловатых отсветах – Лобастый.

Пируэт, пируэт, пируэт… Тоже быстро: забыл про трудности чтения танца в полумраке. На этот раз паттерны не такие четкие, сообщение не такое простое.

Но адреналин словно включил резервные мощности, и глаза без труда различали все эти па.

“Трещина”. “Две”. “Плиты”. “Между”.

– Где?!

Лобастый рванул в темноту еще раньше, чем слова успели сорваться с губ. Еще минуту назад глаза потеряли бы такой быстрый нырок в темноту, но теперь зрение словно обострилось.

Через десяток шагов Лобастый остановился, подождал, нырнул в сторону и, встав на задние лапы, положил передние на стену.

Стас осветил. Провел прицелом вверх, вниз…

И усмехнулся.

Щель…

Лексика пчелиного танца побогаче словаря Эллочки-Людоедки, но все же не шекспировские кущи. Конечно, тот пируэт можно перевести и как “щель” – особенно если очень хочется.

Но обозначать он может и обычный лаз. Неширокий. Человеку не влезть.

И, похоже, даже если бы смог протиснуться… Из лаза показалась мордочка Скалолазки. Совершенно по-человечески помотала головой. Нет пути.

Лаз никуда не ведет. Просто маленькая полость или нора.

Топот все громче, все ближе.

Времени ровно на то, чтобы сделать то, что еще можно сделать.

– Скалолазка, Рыжик, Ушастик! Влезть!

Стас вытянул руку и ловил пальцами касание их спинок, короткой шерсти, сейчас грязной, но все равно сохранившей мягкость.

Первой Скалолазка. Она не такая самоуверенная барышня, какой была Белоснежка, но все равно лучше пусть будет подальше. Барышни – существа эмоциональные, а здесь нужна будет выдержка. Или, точнее, расчет и самоконтроль…

Рыжик. Полтора года назад маленький, пушистый-пушистый и куда более золотистый. На первых порах походил даже не на крысу, а на какого-то золотистого котенка… Кажется, насупился. Все понял? Но все же подчинился.