Майкл Когг - StarCraft: сборник рассказов

Морпех уставился на пол. Он, — нет, они, — казалось, погрузились в свои мысли. Воцарилось долгое молчание. Потом морпех снова поднял свои светящиеся глаза на Шейна, встретившись с ним взглядом.

— Выхода нет. Если мы захотим, можем заставить тебя силой.

— Могли бы — уже бы заставили, — ответил Шейн.

— Мы и сейчас можем, — нечеловеческие глаза пристально уставились на Шейна, и тот услышал, как голос морпеха, его собственный голос, стал холодным и чужим. Пропало всякое подобие человечности. — Но это ни к чему. Можешь оставаться тут, сколько пожелаешь.

Морпех исчез. Шейн остался один в белой комнате.

Прошло несколько часов. Зерг так и не возвращался. За Шейном пришли офицеры Доминиона и уволокли его, кричащего и лягающегося, к капсулам ресоциализации.

Ученые приступили к рутинной работе.

Прозрачная дверца трубы закрылась над Шейном, и он закричал от наконец-то наступившей боли, но ни офицеры, ни ученые не обратили на это внимания. Перед ними был убийца, даже хуже. Отброс общества.

Голова Шейна пульсировала от боли. Перед глазами у него проносились непрошеные воспоминания и исчезали так же стремительно, как и появлялись.

Шейн не в силах был их контролировать. Он не понимал, что происходит. Он дергался и сыпал проклятиями, а перед ним проходила вся его жизнь.

И тут он все понял. Ученые изучили его воспоминания. Каталогизировали их. Нашли самые болезненные. Заставили его пережить их заново. И лишь потом их изменили.

Шейн моргнул. Ученые начали все с самого начала, а вначале была боль.

Восьмилетний Джефф Шейн упал на спину. Он был оглушен, а из носа у него шла кровь.

Его отец кричал и требовал от сына извинений, так и не разжав кулак. Джефф снова и снова извинялся, говорил что-то о случайно сломанном им стуле. Голова звенела от боли.

Рядовой первого класса Шейн не просто вспоминал эти события — он переживал их заново. Мысли беспорядочно роились у него в голове. Язык распух и не слушался. Слева зашаталось несколько зубов. Он чувствовал ядовито-острый запах виски, идущий у отца изо рта. Шейн услышал, как он же, но в детстве, пробормотал очередное извинение, и почувствовал оплеуху, которую в ответ влепил ему отец.

Отец ждал более искреннего раскаяния.

— Извинись перед ней как следует, — потребовал он.

«Не смейся!», — отчаянно закричал рядовой первого класса Шейн. Мальчик его не слышал. Шейн увидел, как рассмеялся ничего не подозревающий Джефф.

— Мама же мертва, да и ей бы не понравился такой стул, — улыбнулся мальчик.

Кулак отца просвистел в воздухе, и воспоминания ненадолго померкли. Рядовой первого класса Шейн услышал, как треснули у Джеффа два ребра, и почувствовал, как в голове вспыхнула усилившаяся боль. Когда мальчик наконец-то очнулся, его мысли перемешались окончательно. Страх отступил куда-то далеко, на его место прорвались гнев и боль. Стук сердца эхом отдавался в ушах. На лбу выступили бусинки пота.

Голова болела так, что казалось, будто она сейчас взорвется.

Отец уснул. Или он отключился от выпитого — это было неважно. Джефф стоял в дверях спальни и смотрел, как поднимается и опускается грудь отца. Он подумал о том, чтобы взять в кухне нож или найти отцовский пистолет «Копрулу Особый» с хромированными накладками.

Изо рта у отца вырвалась отрыжка. Комнату заполнил запах алкоголя.

Восьмилетний мальчик осторожно вышел на кухню и впервые заметил на столе почти пустую бутылку крепкого пойла. Он понюхал темно-янтарную жидкость. Мальчик задумался. Рядовой первого класса Шейн оставался молчалив и неподвижен.

Приняв решение, Джефф вернулся в отцовскую спальню и вылил остатки из бутылки на грудь спящему.

Нет. Рядовой первого класса Шейн попытался переключиться на другое воспоминание. На любое — лишь бы другое. Он даже попробовал вернуться к ресоциализации. К приговору. Он был бы рад, вернись к нему снова та боль. Но не вышло. Его собирались заставить пережить заново каждый жуткий момент.

Когда на отца полилось спиртное, он всхрапнул и облизал губы, но не проснулся. Джефф нашел отцовскую зажигалку рядом с его дешевыми умоджанскими сигарами и чиркнул ею. Он подержал пляшущий оранжевый огонек над отцом, глядя на него. А потом разжал руку.

Джефф удивился тому, как медленно занялся огонь — удивился так же сильно, как и тому, что отец так и не проснулся. Комнату заполнил дым, и Джеффа затошнило от запаха горящей ткани и плоти. Он, спотыкаясь, выбрался на улицу; потом он смотрел, как пламя постепенно охватило весь дом. Поздно, слишком поздно Джефф вспомнил, что в своей спальне спала его трехмесячная сестренка.

Он и не пытался ее спасти. Он молча сидел, обхватив голову руками, и смотрел сквозь пальцы на то, как танцевали языки пламени.

Шейн моргнул. Он снова был в капсуле ресоциализации и кричал от боли, а затем реальность вновь ускользнула от него.

Пожалуйста, хватит.

Память перенесла его на десять лет вперед. Восемнадцатилетний Джефф Шейн заманил в свою убогую квартирку молодую девушку, пообещав ей бесплатный наркотик. Девушка давно уже подсела на них, и долго убеждать ее не пришлось. Вскоре она забылась сном и лежала, погруженная в галлюцинации; ее глаза беспорядочно метались под веками. Именно этого и ждал Шейн.

Рядовой первого класса Шейн не просто вспоминал тот день — он опять же переживал его заново. Предвкушение Шейна было его предвкушением. Удовольствие Шейна было его удовольствием. Ужас от этого превышал все разумные пределы.

Хватит. Рядовой Шейн знал, что будет дальше. Он попытался отвернуться. Он пытался отвернуться. Он пытался взмолиться о помощи в своих воспоминаниях. Ничего не помогло. Он не мог моргнуть, пока не моргнет восемнадцатилетний Шейн. Он не мог отвернуться, пока это не сделает Шейн.

— Позволь нам помочь, — услышал рядовой первого класса Шейн.

Шейн какое-то время смотрел, как поднимается и опускается грудь девушки. Он поднял ей веко и заглянул в расширившийся зрачок. Девушка не пошевелилась, и Шейн продолжал завороженно наблюдать. Затем он зажег огонь. Девушка наконец проснулась: бледные белки ее лихорадочно расширившихся глаз отражали неожиданно вспыхнувший оранжевый свет.

Он оставался рядом, пока огонь разгорался. Ее крики музыкой отдавались в его ушах. Его глаза упивались зрелищем плавящейся плоти.

Рядовой Шейн попытался проснуться. Он отчаянно старался выбраться наружу, но чувствовал, как его разум упирается в потолок. Зерги его не выпускали.

— Позволь нам помочь, — произнес голос.

Шейн наклонился ближе к огню, его кожа потрескалась и покрылась пузырями. Он глубоко вдохнул. Он жадно вбирал аромат. С этим ароматом не могло сравниться ничто во вселенной. Он всегда был таким свежим — запах живого, дышащего существа, поджаривающегося в своих же соках.