Эдгар Берроуз - Джон Картер, марсианин

Настала моя очередь защищать вместе с другими вход в наше убежище, когда Морс Каяк, наблюдавший за уличным боем, испуганно вскрикнул. В его голосе звучал такой ужас, что я сразу кинулся к нему, оставив на своем месте заместителя. Он указал мне на снежную пустыню в южном направлении.

— Боже! — вскричал он. — Какой ужас видеть, что их ожидает страшная судьба, и не быть в состоянии предупредить их или помочь!

Я взглянул по тому направлению, которое он указал, и увидел могучий воздушный флот, который величественно плыл к Кадабре из-за ледяного барьера. Корабли летели вперед со все увеличивавшейся скоростью.

— Зловещий столб, который они называют Стражем Севера, уже тянет их к себе, — печально сказал Морс Каяк. — Он так же притянул Тардос Морса и его флот. Смотри на жалкие обломки нашей славной экспедиции — это мрачный памятник могучей силе разрушения, которую ничто не может остановить!

Я увидел столб и обломки, и перед моим мысленным взглядом внезапно встала иная картина: я вспомнил о потайном помещении в подвале, по стенам которого были размещены сложные приборы и рычаги. В середине стоял длинный стол, а за ним сидел маленький старикашка с выпученными глазами и жадно пересчитывал деньги; но яснее всего я видел большую стрелку на стене, на черной ручке которой был белый знак.

Я взглянул на быстро приближающийся флот. Через пять минут могучая армада погибнет, и обломки ее усеют подножие столба. Желтая орда будет выпущена из городских ворот и набросится на тех немногих, которые переживут крушение; затем настанет черед аптов. Я содрогнулся при этой мысли, потому что живо представил себе всю страшную сцену.

Я решаю всегда быстро и быстро действую. Импульс, который двигает мною, и само действие, происходят у меня почти одновременно, и если мой разум и принимает участие в решении, то это делается, вероятно, так бессознательно, что я этого не замечаю.

При настоящих условиях быстрота была первым условием успеха дела, на которое я решился.

Сжав крепче мой меч, я закричал гелиумцам, стоявшим у винтовой лестницы, посторониться.

— Дорогу Джону Картеру! — заорал я, и прежде чем пораженные желтые люди, стоящие на верхних ступеньках, успели опомниться, я бросился вниз, как взбесившийся бык, на тех, которые стояли поодаль.

— Дорогу Джону Картеру! — кричал я, — пробивая себе путь сквозь толщу пораженных стражников Салензия Олла.

Руля направо и налево, я спускался все ниже и ниже, пока наконец перепуганный отряд желтолицых, предполагая, что на них нападет целая армия, не повернул и не бросился в бегство.

Войдя в арсенал, я нашел его пустым — так что никто не видел, как я повернул к нижнему коридору.

Здесь я помчался со всех ног по направлению к пяти углам, а затем бросился по коридору, который вел на станцию старого скряги.

Я ворвался в комнату, как вихрь. Старик спокойно сидел за столом. Увидев меня, он вскочил и выхватил меч.

Не удостаивая его взглядом, я прыгнул к большой стрелке, но каково же было мое изумление, когда я увидел, что старикашка очутился здесь раньше меня!

Не понимая, как он сумел сделать это, и невероятно, чтобы марсианин мог превзойти быстроту моих земных мускулов!

Как тигр бросился он на меня, и я понял тогда, почему Солан был избран на такой ответственный пост.

Никогда за всю мою жизнь не приходилось мне видеть такого искусства и такого сверхъестественного проворства, как в этом старике! Он, казалось, был в сорока местах одновременно, и прежде чем я понял, какого опасного соперника имею перед собой, он чуть не уложил меня.

Странно, как новые и неожиданные условия вызывают в человеке неожиданные способности бороться с ними!

В этот день в потайной комнате под дворцом Салензия Олла я впервые узнал, что значит искусство биться на мечах, и узнал, какого мастерства я могу добиться в этом, если противником моим является такой колдун, как Солан.

Вначале преимущество было явно на его стороне, но затем мои скрытые способности вышли наружу, и я начал биться так, как мне и не снилось, что человеческое существо может так биться.

Мне всегда казалось мировым бедствием, по крайней мере, с точки зрения Барсума, где кровавый поединок имеет такое большое значение, что этот блестящий, единственный поединок произошел где-то в подвале, без единого свидетеля, который мог бы оценить его!

Я сражался за то, чтобы передвинуть стрелку, Солан — за то, чтобы помешать мне, и хотя мы стояли не более чем в трех футах от стрелки, я не мог подвинуться к ней ни на дюйм, а он не мог ни на один дюйм отодвинуть меня. Так прошли первые пять минут поединка.

Я знал, что если в следующие несколько секунд мне не удастся передвинуть стрелку — флот погибнет. Поэтому я пустил в ход все лучшие наступательные приемы. Но я мог с таким же успехом нападать на стену — Солан не трогался с места, а я сам едва не напоролся на острие его меча.

Но право было на моей стороне, и я думаю, что это чувство всегда дает человеку большую уверенность и силу в борьбе.

У меня такая уверенность была. Когда я снова напал на Солана, я был убежден, что он должен будет повернуться, чтоб отразить мой удар. И я не ошибся — он действительно повернулся, повернулся так, что большая стрелка оказалась на расстоянии вытянутой руки от меня.

Оставить грудь без защиты хотя бы на один миг — означало мгновенную смерть, но рискнуть было нужно: ведь только таким способом можно было спасти целый флот, летевший к гибели. И вот, я протянул свой меч в сторону и острием его повернул большую стрелку.

Солан был так поражен, и пришел в такой ужас, что забыл нанести мне удар. Вместо того он повернулся к стрелке с громким визгом, но это был последний крик: раньше, чем рука его дотронулась до рычага, острие моего меча пронзило его сердце.

Однако предсмертный крик Солана не прошел без последствий: минуту спустя дюжина стражников ворвалась в комнату. К счастью, я уже успел так согнуть большую стрелку, что привел ее в полную негодность.

Приход стражников принудил меня скрыться в первый попавшийся коридор. К моему разочарованию, это оказался проход, мне совершенно незнакомый.

Стражники, вероятно, слышали, или догадались, каким коридором я пошел, потому что, едва я пробежал сотню шагов, как услышал за собой шум погони. Задержаться здесь и сражаться с этой кучкой людей, когда в городе шло большое сражение! Там я был гораздо более нужен! Меня брала страшная досада.

Погоня все приближалась, и так как я совсем не знал дороги, то вскоре увидел, что меня все равно нагонят, если мне не удастся где-нибудь спрятаться. Я хотел дать им пройти, а затем вернуться той дорогой, которой пришел, достигнуть башни, или, если возможно, пробраться на городские улицы.