Олег Бондарев - Выбор сталкера

– Ты это… не знаешь ведь, что у меня отец там… того… как раз во время Посещения? – перейдя на заговорщицкий шепот, сбивчиво заговорил сосед. – Прикидываешь? Он в школе работал учителем, а жили мы… да тут и жили, в общем. А он чой-то там, где Маяк, преподавал, географию, стало быть… Ну, в общем, и в тот день, как назло, было у него два урока около полудня!

Игорь молча слушал, сжимая в кулаке брелок с ключами.

– Ну мне всего-то было шесть. А в школу, стало быть, только на тот год, – продолжал вещать мужик. – И я, конечно, еще толком не знал, что это за география-хренография такая, но от матери знал, что отец ее преподает. Вот, а в тот день, собственно, все это и случилось. Я, конечно, ничего не понял. Только мать, бледная, царство небесное. – Сосед наспех перекрестился. – И вся в слезах. Я ей корвалол едва успевал наливать, сердце сбоило – жуть! Я ж вообще ничего не понимал, спрашивал только, где папа, а она как про него услышит, так еще больше реветь… Знал бы почему, сам бы заныл с ней в голос!

Он ненадолго замолчал, и Логвинов не торопил его, понимая, до чего тяжело мужику вспоминать о былой трагедии.

– Она мне и созналась-то лишь через несколько дней, когда сама немного отошла. Прежде говорила, что отец уехал, а потом все ж сказала, что погиб из-за какой-то неведомой хренотени – тогда ж и неясно было, что это инопланетная мразота к нам пожаловала, после только обнародовали эту теории… по крайне мере, до простых людей позже она дошла гораздо. А мы из простых и были.

Мужик шмыгнул носом, снова затянулся.

– Ну так вот, – продолжил, выпустив струйку дыма вбок. – А буквально через две недели, стало быть, к нам отец пожаловал.

– В смысле – «муляж»? – вырвалось у Офицера.

– У меня, Игорек, его так назвать язык не поворачивается, – скривился сосед. – Это ж все-таки был отец… и уже не отец вроде бы. Ну оно и понятно ж, наверное, сложно ожидать, что после смерти папа придет таким же… ну, каким был до! А он, в общем, и не был…

Сосед взял небольшую паузу, докурил и, затушив сигарету, сказал:

– Мне страшно было, мать сначала обрадовалась, потом расстроилась еще больше, чем раньше… в общем, в итоге сдали мы его санитарам, они с неохотой, но забрали.

– А потом?

– А потом не знаю. Больше мы его не видели. Это я к чему, Игорек, все рассказал? Лучше тому, что там находится, там и оставаться, – наставительно изрек мужик. – Чужое оно для нас. Даже то, что своим было когда-то, на том теперь клеймо пришельцев вонючих стоит. На всем на том. Такие вот, брат, пироги.

С этими словами сосед ушел в квартиру, а Игорь, проводив его задумчивым взглядом, вставил ключ в замок.

Казалось бы, ничего особенного в этой истории не было. Да только теперь в памяти всплывали именно эти слова – про то, что было нашим, а теперь пришельцами помечено и потому «лучше б ему там, в Зоне, и оставаться». Дурацкие сомнения, пустячные, но все-таки присутствовали. Что, если с Серегой уже что-то случилось? Ради чего тогда умер Гусь, ради чего Логвинов вообще потащился в Зону и друга обрек на погибель? Что, если Зона вслед за Семеном отберет у него и брата? Что тогда останется ему? Спиваться в «Радианте», собирая мелочовку в окрестностях Лебедевки, чтобы хватило на самое дешевое парфюмерское пойло? Или же навсегда покинуть Искитим, возможно, вернуться к отцу… да вот только ждет ли он сына, а сам сын жаждет ли в действительности снова быть с ним?

Игорь поморщился. Хватит врать самому себе, лейтенант Логвинов. Отец у тебя – тот еще фрукт, чего уж там. Не зря ведь сначала ты от него сбежал, а потом и брат предпочел в замшелый городок близ Зоны переехать, лишь бы с папой рядом не оставаться. Имелись на то причины.

Это была лирика, такая неуместная в рассаднике смерти и в то же время позволяющая не сойти с ума от гнетущего ощущения тревоги, от паранойи, которая заставляет вертеть головой из стороны в сторону, ведь беда может обрушиться откуда угодно. Невольно сам с собой заговоришь, лишь бы пробить эту невыносимо тоскливую стену тишины.

Очередную гайку прибило к земле и сплющило. Так, там у нас «комариная плешь», туда не пойдем. А это чем еще ветер играет в вышине? Не «паутинкой» ли? Логвинов невольно поежился. Искаженное приступом лицо Семена по-прежнему стояло перед глазами. Он до сих пор не мог поверить, что старый друг и сослуживец навсегда ушел в иной мир.

К счастью или к сожалению, за пределами Зоны Гуся никто не ждал. Бывшая жена уже давно, практически сразу после болезненного разрыва, перебралась в Новосибирск, где, по слухам, сошлась с неким преуспевающим бизнесменом – куда более перспективным, чем пропахший потом, водкой и пылью дорог бродяга, который даже в полиции надолго не закрепился.

Все они, те, у кого в графе «место работы» смело можно указывать «Зона», были обречены с того самого дня, когда впервые ступили на «порченую землю».

Дорога к реке Раздельной, за которой находился Боровой, пролегала через крохотный поселок в пять домов, все – одноэтажные, потрепанные, неприметные. Метрах в ста к северу находилось здание побольше – то ли бывший склад, то ли цех, сейчас уже и не определишь: если и было внутри какое-то оборудование, то вывезли его еще до трагедии.

И уж точно Офицер не ожидал, что, когда он будет проходить мимо заброшенного здания, оттуда внезапно донесется жалобное:

– Помогите…

Игорь так и замер. Откуда зовут, он понял не сразу – уж больно тихим был голосок. Поначалу и вовсе решил, что показалось, но неизвестный повторил вновь:

– Помогите…

И кто там, интересно, мог застрять, думал Логвинов, неспешно топая к зданию. Не дойдя метров двадцать, остановился в сомнении.

А что, если там ловушка? Может, бандиты какие заманивают и обирают честного сталкера, решившего прийти на выручку попавшему в беду…

– Ради Бога… – проблеял невидимый бедолага. – Хоть кто-нибудь…

Офицер закусил губу. Натурально так распинается, аж ком к горлу подкатывает. Да и голосок едва ли не детский… Наверняка какой-нибудь молодой паренек, вчерашний подросток, который, соблазнившись «дарами» Зоны, прибился к ушлому «черному» сталкеру, а тот и рад новой «отмычке». Сам уже, наверное, далеко, а паренек в аномалии помирает.

Но могли Игорь ему помочь, вот вопрос? А если парню ноги «ведьминым студнем» поело? На закорках его таскать по Зоне? В самом деле, мог бы бедолага идти – давно бы уже покинул треклятое здание близ реки, а не скулил в надежде, что кто-то услышит. Не ходок он, похоже, а значит, обречен…

Вот только чем он будет лучше того же «черного сталкера», если даже не откликнется на зов?

Память охотно подбросила пару образов из недалекого прошлого: вот Гусь, схватившись за сердце, падает на дорогу. Вот «паутинка» выглядывает наружу из-под мятого воротника рубахи. А вот Офицер, пыхтя, кладет на перекошенное лицо умершего друга последний камень, пряча труп под лестницей заброшенной школы в Маяке.