Владимир Лошаченко - Наставники

Тридцать два года назад по земному исчислению на краю Галактики два больших плазменных сгустка медленно колыхались под кислотным дождем на берегу газообразного океана. Вид утесов изо льда замершего азота и низко летящих черных туч вызывал омерзение и ассоциацию с адом Данте.

Тем временем между плазменными шарами, видимо, шел оживленный информационный обмен — оба интенсивно меняли цветовые оттенки — от багрово-бордового до ярко-алого. Наконец плазменное образование пыхнуло, осыпав замерзший азот на берегу красными искрами.

Картинка передернулась — на берегу моря изумрудные волны с шипением накатывались на золотистый песок, в тени под раскидистой пальмой, за круглым столиком в глубоких бамбуковых полукреслах, развалились двое мужчин.

Белые шорты, светлые гавайки, сланцы и широкополые шляпы из бледно-желтой соломки — обычный наряд пляжного бездельника.

Метаморфоза, происшедшая с окружающей обстановкой и с ними, видимо, удовлетворила одного из них, о чем он сварливым голосом заявил своему собеседнику.

— Нет, я все понимаю, — говорил мужчина, — отдохнуть в плазмообразном состоянии — это прекрасно, но во всем нужна мера. А планета, которую вы, уважаемый, выбрали для встречи, — вообще ни в какие ворота не лезет.

— Ну, будет вам, нам ли, Предтечам, ссориться по пустякам, — примирительно произнес второй.

Так как имена у них непроизносимые на человеческом языке, будем для ясности именовать мужчин Первый и Второй.

— Согласитесь, — заметил Первый, — находиться в человеческом облике, в первоначальном, так сказать, состоянии, гораздо приятнее, чем в прочих ипостасях?

— Не спорю, друг мой, не спорю, однако, перейдем к делу. Какова цель нашей встречи? Что случилось?

— Случилось то, чего мы все ждали последние тридцать тысяч лет.

Раздался треск. Второй машинально отломил край стола и бесцельно вертел в руках кусок мрамора.

— Да, родился Спаситель Земли, — торжественно заявил Первый.

— Это точно? Вы не ошиблись? — забеспокоился Второй.

— Обижаете. Биометрические данные ребенка лично проверял несколько раз.

— Слава Единому Творцу, наконец-то! Но кто будет куратором операции?

— Да с ребенком предстоит много работы. Его придется вести по жизни, — заметил Второй.

— Совершенно с вами согласен — столь важное и ответственное бремя, естественно, беру на себя, — гордо заявил Первый.

Второй изменился в лице.

— А почему собственно вы? Я тоже хочу принять живое участие, — настаивал Второй.

— Хорошо, хорошо, будем работать вместе — я в живом контакте с мальчиком, а вы обеспечиваете анализ и материальное обеспечение.

— Не устраивайте дискриминацию, я тоже хочу работать со Спасителем, — Второй в сердцах забросил мраморный осколок в море. Тот, пролетев метров пятьсот, булькнул вглубь вод.

— Да будет вам нервничать. Вдвоем, подчеркиваю, вдвоем будем вести человека по жизни. Конечно, вдвоем, и никому не обидно. Но, мне кажется, мальчику нужно в будущем дать как можно больше самостоятельности.

— Согласен.

— Слава Творцу, договорились! У нас с вами, коллега, есть прекрасный повод устроить небольшой праздник.

— Я всегда за, но в меру, дней на пять, а не так как в прошлый раз — гудели два месяца.

— Поддерживаю целиком и полностью. Первый с подозрительной готовностью быстро согласился.

Оба синхронно повернулись по сторонам, и вокруг стали возникать холодильные шкафы, столы, ломящиеся от деликатесов. Старый сломанный стол исчез, из воздуха появился новый. Рядом с ним возник ящик с коньяком «Арарат» в запотевших бутылках.

Мужчины разлили благородный напиток в круглые фужеры емкостью не менее пол-литра и, дружно выдохнув, хлопнули по первой. Генеральная пьянка началась.

На первый взгляд, ничего необычного не происходило — ну появляются из воздуха предметы, напитки и деликатесы. Фокус такой — хе-хе. Если бы не одно но — рост мужчин составлял около сорока метров.

Из дверей Ц.К. вышел молодой человек. Остановившись на крыльце, задумчиво поцвиркал зубом, глядя на багровый закат.

Ц.К. на языке аборигенов — центральный кабак − доживал свои последние дни в качестве точки общепита. Московские делавары решили в будущем сделать из него нечто эксклюзивное, в принципе неважно что, главное — возможность отмыть наворованные деньги. Это, так сказать, еще грядет, а пока в ресторане неплохо кормили, и потому Сашка Пожарский — позывной «Засада», пребывая в благодушном настроении, решил перед дорожкой перекурить. Вытащив из пачки «Филипп Морис» сигаретку, закурил, отгоняя дымом надоедливого комара.

— Прекрасный вечер, какого хрена не прогуляться до казино пешком. Всего четыре остановки.

Парень решительным щелчком отправил окурок в урну, спустился с крыльца и, свернув за угол, неспешным шагом двинулся по улице Ленина.

В свои тридцать два года Сашка выглядел немного старше — в черной шевелюре − седая прядь. Ростом чуть выше среднего, выразительные серые глаза, фигура атлетическая.

За плечами − четырнадцать лет войны в горячих точках и спецзаданий в различных уголках планеты. Боевой опыт начал со второй чеченской войны, о которой не любил вспоминать. Слишком с большой грязью, кровью и предательством больших чинов довелось там столкнуться. Самое печальное, что Сашка добровольно отправился в армию, хотя у него была законная отсрочка — заканчивал первый курс факультета истории Иртышского университета.

Сашка сирота, родители погибли в автокатастрофе. С семилетнего возраста его воспитывала тетушка Нина, сестра покойного отца. До недавнего времени она ему за отца и мать была.

Тетушка, добрейшей души человек, работала заведующей центральной библиотекой. Благодаря ей Сашка с юных лет полюбил книги, вместе с героями дрался на дуэлях, в рядах мушкетеров боролся против гвардейцев или покорял Северный полюс на нартах с собаками.

Умная женщина избрала правильный метод воспитания и с первых дней совместного проживания стала приучать племянника к самостоятельности. Вскоре привела его за руку в секцию спортивной гимнастики, где Сашка отзанимался три года. Тетя Нина рассудила здраво — ребенок должен развиваться не только духовно, но и физически.

В десятилетнем возрасте Сашка оставил гимнастику и переключился на другие занятия. Все произошло после одной якобы случайной встречи, но об этом чуть позднее.