Александр Конторович - Реконструктор. Дорога в один конец

– О себе подумай! Пока есть чем думать!

– И что я должен думать?

Усатый усмехается. Ему явно весело, он прямо-таки упивается своей властью.

– Глупый, да? У тебя, хлопче, есть один выход. Подсказать?

Охримчук молчит.

– Так вот! Хочешь жить – докажи, что ты истинный патриот!

– Как доказать?

– Мы тоби веревку дадим. Ну и поможем, само собой. Подвесишь на воротах этих двоих – оставим жизнь. И к себе возьмем. Не сразу, понятно, да и оружия пока не дадим. Но жить будешь. Ну?!

Парень мотает головой:

– Ни! Не можно это – то мои браты!

– Москаль да чечен – давно тоби братьями стали? Они браты – а мы тогда хто?

– Фашисты вы… – глухо отвечает Охримчук.

И только сейчас я замечаю на рукавах всех вооруженных повязки со странным изображением. На черно-красном фоне стилизованная свастика. Ну, не совсем свастика, но очень уж похоже… Такие татуировки были на воевавших в Чечне наемниках. Против нас воевавших, само собой разумеется. Только накалывали их на коже, и красно-черного фона там не имелось.

– От так? – неожиданно спокойно произносит главарь. – Добре… Гнат!

– Тут я, пан сотник!

Сотник? Где это в армии такие звания есть? Или тут тоже сплошь реконструкторы подобрались? Ну, тогда они изображают что-то совсем непотребное…

– Пошукай в дому, – кивает в мою сторону бритоголовый. – Там я малость гвоздей бачив, сотку. Вот сюда их и тащи. Да молоток не забудь! Мы сейчас тут барельеф делать станем – аккурат на том заборчике! Развесим цих гавриков так, чтобы они друг другу в гляделки пялились – нехай так-то и висят, пока не сдохнут! Олекса!

– Тут я, пан сотник!

– Дуй к Семену! У него камера хорошая есть, я вчерась бачив. Нехай он сюда ее тащит – снимем ролик!

Со щелчком встает на место последний пазл. Свастики, распятие, слова Охримчука – это нацисты!

Да, я понимаю все, что они говорят. И? Немцев я тоже понимал, очень, кстати, неплохо. Даже разговаривал. А теперь, стало быть, фашисты говорят по-украински? Ну и что с того? Они стали белыми и пушистыми?

Не заметно.

Распять раненого?

Перед глазами встают распятый на кресте солдат в Чечне, распятый пленный на кресте на Волховском фронте. В одном месте это сделали боевики, в другом – немцы. И что – между этими случаями есть какая-то разница?

Нет.

И те фашисты – и другие.

И эти.

Все. Вопросов больше нет.

Отступаю в сторону, прячась в стенной нише, за печью. Если Гнат пойдет прямо, он будет ко мне левым боком. Свернет – спиной.

Кинжал сам собой прыгает в руку.

Топот ног, злодей направо свернул. Отчего злодей? А кем его еще называть прикажете? Помогаешь негодяю творить зло – сам такой.

Пара шагов, и моя рука ложится на рот Гната, лишая того возможности заорать. А кинжал мягко входит ему в печень – этот удар у меня хорошо поставлен.

Дрыгнулся мужик, изогнулся… но поздно…

Один готов.

Делаю несколько шагов в комнату с оружием. Минутка-другая у меня еще есть.

Пистолет – на место, патрон дослать, кобуру расстегнуть.

Проверяю пулемет – вроде бы все в порядке. Не самый, конечно, айс стрелять из него сейчас, мало ли сколько народу вокруг шастает? И что это за народ… тоже неизвестно.

Снова к выходу – опять осторожно выглядываем во двор. А там уже кипит «работа». К рукам двоих ребят – Охримчука и Филенко – уже привязали длинные доски. Это чтобы они руки в стороны расставленными держали и не особо мешались при распятии. Сейчас большая часть гопы навалилась на чечена, оказавшегося неслабым таким бойцом – отмахивался он отчаянно и парочке человек подвесить успел основательно.

Сотник развалился на табуретке и, опершись спиной на стену, ухмыляясь, наблюдал разворачивающееся перед ним зрелище, отпуская ехидные комментарии.

С тебя и начнем…

Прыжок, взмах приклада – получи!

Съехал бедолага на землю, даже и не пукнул лишний раз.

– Смирно!

И ухожу прыжком налево.

Старшинский рык – это, знаете ли…

Инстинктивно в струнку вытягиваешься, по себе помню.

Обалдевшие мерзюки отпускают Гарипова – тот мешком падает на землю.

И оборачиваются на окрик.

А там никого нет. Только кулем валяется у стены «пан сотник».

Все пленные у вас, ребятки, за спиною, то есть по отношению ко мне слева, и под выстрелы не попадают. Чечен так и вовсе на земле лежит.

Ду-ду-ду-ду-дах!

Еще гуляет по двору эхо от выстрелов, а мордовороты уже оседают на землю. Почти на одной линии стояли, пули навылет шли, оттого и стрелял я немного.

МГ-34 машина жуткая и сама по себе, а уж в подобном случае…

Пленники удивленно лупают глазами, пытаясь вникнуть в суть происходящего. Потом, все потом!

Кидаю чечену кинжал:

– Давай в темпе веревки режь! Вооружайтесь, мать вашу!

– Ты кто? – удивленно спрашивает он. А кинжал еще в воздухе поймал. И сразу за рукоятку – молоток!

– Старшина Красовский! Еще глупые вопросы есть? Нет? Выполнять!!!

А сам присаживаюсь на корточки у сотника. Пистолетным стволом разжимаю ему зубы. Немилосердно бью его по щекам – очнись!

– Га?

А еще разок?

– Эй! – Не очень-то у него это получается – с пистолетным-то стволом во рту…

И еще раз…

– Ты кто?

– Старшина Красовский, двести восемьдесят шестая стрелковая дивизия, отдельная разведрота.

– Э-э-э… не знаю такой.

– Ну и что? А ты что за фрукт?

– Не знаешь? – В его глазах явственно видно удивление.

Бац!

– Ой! Гнатюк я! Сотник Гнатюк!

– Та еще собака, – опираясь на палку, подходит сзади Филенко. – Людей живьем сжигал… личность известная. Тут вся его сотня, вчера только появились.

– Сколько их?

– Человек шестьдесят… Впрочем, – он смотрит на лежащих во дворе головорезов, – уже меньше.

– Добавить что-нибудь хочешь? – обращаюсь я к бритоголовому.

– А… а что? Вин сказал все…

– То есть как «язык» ты интереса не представляешь…

Кровью из разнесенного затылка забрызгало изрядный кусок стены – «парабеллум» не подвел.

Встаю и, обтерев ствол, убираю пистолет в кобуру.

– Вооружились?

– Так точно! – в один голос отвечают парни.

– Вопросы есть?

– Старшина… – Это Руслан.

– ??! – На моем лице написано удивление.

– Товарищ старшина!

– Другое дело! Что за вопрос?

– Вот… – Он протягивает мне кинжал. Как и положено – рукояткой ко мне. – Откуда он у вас?!

– Товарищ подарил. Между прочим, тоже Гарипов! И тоже – Руслан!

– А-а-а… как давно?

– Да… – чешу я в затылке. – Не так чтобы и очень… хотя это как посмотреть…

Ну да. Парни все восьмидесятых годов рождения, на вид им лет под тридцать. Это ж какой нынче год будет? А по сравнению с сорок третьим… изрядный срок получается.

– Это прапрадеда Махмуда кинжал, там наш родовой знак есть!

– Ну и хорошо! Тот Руслан, между прочим, знатный боец был!