В. Кузнецов - Ролевик: Хоккеист / Лёд

— Хорошо, что выкарабкался, Крис, — сказал он через секунду.

Нилан пожал плечами, щурясь от яркого света. Амели говорила, что нейротоксин, которым была смазана игла, нарушил работу рецепторов и повлиял на рефлексы. Сейчас, когда яд удалось нейтрализовать и вывести, врачи проверяли, насколько пострадала нервная система хоккеиста. Нет, внешне Крис почти не изменился — ноги не подволакивал, тремором не страдал. Повышенная светочувствительность была единственным ярким проявлением, но даже ее обещали со временем привести в норму. "Я тонул в Вековечной Тьме, — шутя говорил Нилан. — Вот глаза и отвыкли от света".

Неуверенный солнечный луч осторожно пополз по растрескавшемуся, в темных пятнах талой влаги, асфальту. Двое пареньков из какой-то юниорской лиги стояли метрах в двадцати и во все глаза пялились на Руа и Нилана, о чем-то в полголоса переговариваясь.

— Хорошо, что ты выкарабкался, — повторил Патрик. Крис шутливо ударил его его по плечу.

— Да брось ты, — положив руки вдоль края спинки, заявил он. Больничная скамейка, несмотря на частые дожди была сухой и чистой — привязанный к ней дух, замысловатый сигил которого был отлит из чугуна и выкрашен бирюзовой краской в самом центре спинки, дело свое выполнял исправно. Сигил изображал сложившего крылья орлана в окружности с четырьмя алхимическими рунами по концам косого креста.

— Говорят, в Африке Церковь Вуду тоже у власти. И теперь Африка новый центр цивилизации в Восточном Полушарии. А Лагоса — новая столица мира.

— Лагоса — это в Нигерии? — спросил Патрик, сам не понимая, откуда это знает. Нилан пожал плечами:

— Меня не спрашивай. Мой старик там не воевал. Да и не верю я в это. Если чернокожие на той стороне Атлантики сумели выжить и даже подняться, почему к нам до сих пор не прибыли?

— Наслунд рассказывал как-то, что океан сейчас похуже любой пустоши. Последние корабли, которые смогли добраться сюда из Европы, шли северным путем. О том, чтобы плыть по экватору или там в умеренных широтах, речи вообще нет. Тамошние морские духи не пропускают.

— А на севере — пропускают?

Руа задумался. Наслунд не особо распространялся об этом, да и опыта одного плаванья не то, чтобы достаточно было для таких выводов.

— Там переходы короче. Из Скандинавии в Британию, оттуда — в Ирландию, потом Исландия и Гренландия. Гораздо больше остановок, чем у колумбовского маршрута. А значит — и шансов больше.

— Ты так говоришь, будто пару лет там корабль водил.

— Я так думаю, — пожал плечами Патрик.

— А что с тобой? Как комиссия?

— Не знаю, — Патрик продолжал разглядывать медленно клубящийся над головой покров туч. Прорехи в нем встречались все чаще, но по-настоящему чистым небо еще не было. Забавно, но это его первая весна. Скульпторы разбудили его в мае, потом несколько месяцев он был в медицинском центре. Только в августе его стали вывозить в тренировочный лагерь, к другим рекрутам. Потом начался сезон, но все его перемещения сводились к маршруту "автобус-поезд-отель-арена". Самостоятельно выходить разрешили только в ноябре.

— Каждый день осматривают, пляшут вокруг, гремят колотушками, обкуривают чем-то. Иногда я начинаю дергаться, как марионетка, руки и ноги действуют сами по себе. Иногда наоборот, застываю как истукан.

— А они ничего не говорят?

— Нет. Только смотрят, записывают все на камеру и делают пометки в своих блокнотах.

— А когда все должно закончиться? Они назвали срок?

— Пятого апреля будет официальное слушание.

— Остаток сезона коту под хвост, — сплюнул под ноги Нилан. — Вот уроды.

— Наши вчера проиграли китобоям. Три-ноль. Шестое поражение подряд.

— Ага. Шансы "Варлокс" блекнут, когда Святой Патрик не охраняет ворота.

— Что? — Руа почувствовал, что кровь приливает к щекам. Нилан рассмеялся — громко в голос.

— Ты бы видел свою рожу! Клянусь костылями Папы Легбы, парень, тебе пора начинать читать газеты. Это не я сказал, это "Le Devoir". И не спрашивай, как я сумел прочесть французскую газету.

Руа подался перед, упершись локтями в колени, потер ладонью лоб.

— Тебе и не обязательно было читать ее самому… Святой Патрик? — он все еще не мог успокоить это новое, непонятное чувство. — Это что значит?

— Тебя так стали называть после бунта. Семнадцатое марта — день Святого Патрика, ты разве не знал? А твое ночное обращение многие посчитали долбанной самоотверженностью и самоотречением во имя людей Монреаля и Квебека. И теперь в газетах тебя иначе как святым Патриком и не зовут. Даже в англоязычных.

— Звучит глупо.

Нилан встал, крутнул головой, разминая затекшую шею. Что-то громко хрустнуло, он недовольно поморщился.

— Надо сказать Кокуру, чтобы завязывал уже выбивать мне шейные позвонки. Пора бы уже проявить уважение к возрасту… Глупо или нет, парень, это уже не тебе решать. Журналисты почуяли в тебе сочный кусок, и теперь не отпустят, можешь мне поверить. Я-то понимаю, за что ты врезал тому лайнсмену. Я и сам был не прочь ему ввалить. Но вот парням с трибун абсолютно наплевать, что там на самом деле случилось. Им нужен был их собственный франко-канадский герой, и теперь, когда они его нашли, так просто не отпустят.

Руа кивнул. Нилан был американцем, родом из Массачусетса, для него все эти квебекские тонкости были чем-то свершено чужим, далеким и неинтересным. Именно потому его суждение, стороннее и непредвзятое, могло быть самым объективным. Странно, но оказавшись в центре национального конфликта, сам Руа не чувствовал себя его частью. В рекрутсве он больше говорил на английском, чем на французском. При этом ни английский, ни французский не казались ему родными. Его необычный акцент отмечали и товарищи по команде, но никто толком не мог сказать, чей он. "Ты венгр", — говорил ему Смит. "Как же. Парень грек или югослав, — вмешивался МакФи. — Там, где я жил, один такой держал магазин. Говорил точь-в-точь как наш голли!" Над ним смялись: "У ребят с Балканов курчавые темные волосы, смуглая кожа и орлиные носы. А теперь посмотри на Патрика!" МакФи такие аргументы убеждали мало: "А что, нос вполне подходит. Да и вообще, если бы все было так просто, как тогда отличали бы балканцев от южных французов? Или от африканских мусульман?"

Двое наблюдателей, наконец, набрались смелости и подошли к хоккеистам.

— Вы ведь… это… Крис Нилан, так? — спросил один из них, запинаясь.

— Точно, парень, — миролюбиво кивнул тафгай. — Выкладывай, чего надо.

— А в вас и правда стреляли?

— Насколько я помню — нет. Или ты спрашиваешь, не воевал ли я во Второй американо-советской? Не, парень, я для это слишком молодой. Вот папаша мой — тот да, воевал. Немало комми отправил к Барону. А я человек мирный. Ну, почти всегда.