Анна Пань - Страсти Евы

Волнующая хрипотца в его голосе дразнит бархатным одеялом, под которым меня ждет воплощение в реальность лишенных всякого стыда желаний.

− Я тоже счастлива, Гавриил Германович, − с эхом в ушах отзываюсь я, пульс стучит где-то там же.

С ленцой в движениях он облокачивается на дверной косяк, будто вообще не собирается заходить в дом.

− Боитесь впускать непрошеного гостя?

Я чувствую себя ужасной невежей.

− Простите, пожалуйста, проходите, − скороговоркой выпаливаю я и очертя голову отшатываюсь в сторону.

Гавриил Германович тактично не обращает внимания на мои «ужимки и прыжки» в незаурядных тапочках. С неизменно вежливыми словами благодарности он заходит в дом и проходит в гостиную. Я подлавливаю себя на мысли, что в открытую глазею на подтянутый докторский зад…

«Ради всего святого, Воронцова, вдох-выдох, вдох-выдох!» − медитирую я, исчезая из поля зрения. У себя в комнате я подхожу к зеркалу. Мои короткие джинсовые шортики и оголяющая плечо косая туника в полном порядке. Дополнительно я распыляю на распущенные локоны спрей − мой незаменимый помощник на все случаи жизни: волосы от него не топорщатся, как у дикобраза, а сладкий вишневый аромат по стойкости не уступает французским духам.

К моменту моего возвращения в гостиную среди гостей ведутся непринужденные беседы. Единственное свободное место осталось на тесном японском футоне, где вальяжно расселся Гавриил Германович. Я преодолеваю нахлынувший на меня жар и скромно располагаюсь рядом. Между нами тотчас воцаряется напряжение. Не знаю, по какой причине завелся он, но меня жутко отвлекает его рука, беспорядочно скользящая по его же собственной ноге. Можно сказать, я физически ощущаю, как он ласкает мое обнаженное бедро. Грешным делом, меня так и тянет сместить его неуравновешенную ладонь туда, где нам обоим будет комфортно.

Во славу Выручающей Богини Судьбы Никита отлучается по своим делам.

− Хочу задать тебе вопросик, Гробовой, − точит его задиристым взглядом Бобби. − Поговаривают, ты передумал подавать заявку на участие в «Искусстве генетики»? Как же так? Ты же в прошлом году стал лауреатом со своими морскими опытами.

Гавриил Германович буравит его взглядом из-под лениво опущенных ресниц:

− Подарил тебе шанс на победу, Уилсон.

Бобби прыскает ядовитыми смешками:

− Скажи лучше, второй раз купить победу не получится.

− Тебе видней, − без лишних предисловий уступает Гавриил Германович и оборачивается ко мне с двусмысленной репликой: − Чувствую себя обязанным уступить дорогу прекрасному молодому поколению.

Его лицо оживляет обезоруживающая улыбка, при одном взгляде на которую я согрелась бы даже в зимнюю стужу.

− Все живы? − звучит из прихожей веселый вопрос Никиты, в руках он несет сырную тарелку и упаковку нефильтрованного пива.

− Спасибо, но мне еще по делам ехать, − жестом руки отказывается Гавриил Германович от протянутой ему бутылки и подносит фужер с минеральной водой ко рту.

Я засматриваюсь, как во время глотка кончик его язык пробегает по верхнему небу. Само собой, такое нездоровое влечение до добра меня не доведет. Я отлепляю затекшего «зайку» от «зайки», прибитого к полу, и бреду на кухню остудить нервы у открытого холодильника.

С террасы доносится грозный голос до боли знакомого мужчины. Стеклянная дверь здесь тоже имеет выход к морю, но, в отличие от гостиной, плотно загорожена жаккардовой шторой и белым тюлем. В щелку мне видно, что по деревянной террасе с айфоном возле уха расхаживает мрачный Гавриил Германович. Он жестикулирует свободной рукой, его разгневанный взор устремлен к простирающейся по морской глади лунной дорожке.

Чтобы лучше слышать, я тихонечко высовываю ухо в приоткрытую дверцу, ну а чтобы лучше видеть, чуть отодвигаю тюль.

− …Твою мать, я был достаточно терпелив к лживой суке! − зло шипит Гавриил Германович в трубку. − Я четвертую гребаную тварь, коль скоро увижу в имении! В другой раз ты ей не поможешь!

И надо же такому случиться, сквозняком вытягивает на террасу тюль, на что Гавриил Германович резко оборачивается. Взывая к Небесам не уличать меня в подслушивании, я скрываюсь с места преступления.

− Госпожа Воронцова! − громовой голос за спиной заставляет меня подпрыгнуть, и мой пульс тоже.

Со скрещенными на груди руками Гавриил Германович возвышается посреди кухни. Белый тюль позади него владычественно развевается белыми крыльями архангела, пришедшего за моей маленькой грешной душой.

− Вы что-то хотели от меня, Гавриил Германович?

− Очень может быть, − молвит он, не меняя позы, но на его губах появляется трудно различимая улыбка. − Что именно Никита рассказал вам о трехлетии?

− Э-э… он сказал, мы с вами весело проводили время, − неловко жмусь я, атакуя ногтями ладонь. − Вы разрешали себя мучить. Вы были моей… куклой.

− Я сделал себя вашим рабом, − корректирует он мой ответ и заинтересованно направляется к подоконнику, где поселилась уменьшенная копия виноградный лозы.

− Почему вам захотелось сделать себя моим рабом? − с волнением задаю я основной вопрос, следя за его вальяжными перемещениями по кухне.

Гавриил Германович посылает мне глубокомысленный взгляд, вероятно, окунаясь в свои воспоминания.

− Не мог отказать ангелочку с такими доверчивыми карими глазками… Мы с вами играли в доктора и больного. Вы уже тогда хотели быть врачом. Мне нравилось кормить вас из ложки шоколадом. В другой занимательной игре вы мазали шоколадом мое лицо и слизывали… Было очень трогательно. Вы меня умиляли.

Из-за повисших в воздухе слов на кухне становится непривычно тихо. Я гляжу на него во все глаза, как будто набрала в рот воды. Он что, правда только что это сказал?

− В моих непреложных правилах есть один важный пункт насчет любопытства, − надменно кривит уголок губ Гавриил Германович, уводя разговор в другое русло. − Я наказываю за плохое поведение любопытных нимфеток, сующих нос не в свое дело.

Я краснею до корней волос и в сердцах всплескиваю руками:

− Это совсем не то, что вы подумали. Я рассматривала свой дендрарий, который, как вы заметили, облюбовал тот подоконник.

С выражением именитого кинорежиссера Гавриил Германович критикующе качает головой:

− Ваше искупление с бездарной актерской игрой никуда не годится.

Теперь публике предоставляется возможность наблюдать, как он отщипывает от собственного подарка виноградинку и ловко отравляет в рот.

− Урожай с южной стороны будем собирать недели через две. Сейчас опробуем с северной.

− Прекратите объедать мой дендрарий! − топаю я ногой, нервозно сдергивая с себя очки и снова водружая на нос. − Гавриил Германович, вы, как я погляжу, забавляетесь. Мне уже не три года. Я вам не компания для развлечений. Шоколадом вас обмазывать и слизывать не буду. Даже не мечтайте. С вашими правилами мои жизненные принципы не сходятся.