Анна Пань - Страсти Евы

− Мой брат Гавриил, никак ты и вправду собрался разворотить гнездо с крохотным птенчиком? − добавляет ложку дегтя мой безнадежный кузен, и его лицо обретает провокационное выражение. − Сестрица Никиты юна для тебя. Только-только закончила школу. У кое-кого синдром Лолиты.

Сукин сын… удар ниже пояса! Так и есть, из-за нашей с Евой разницы в возрасте я для себя давно провел параллель с героями романа Набокова − Гумбертом и Лолитой, хотя моя личная трагедия по размаху Зла скорее соответствует погрязшему во грехах Раскольникову из романа «Преступление и наказание». Однако в моем адовом круге ангелоподобной Соне не по силам вытащить грешника из преисподней, никому не по силам: черта, за которую я заступил, насовсем отрезала мне путь к Добру.

Моя непорочная Соня, моя распутная Лолита, моя совершенная Ева… моя девочка. Я вспоминаю нашу мистерию на столе , и мышцы на теле разом напрягаются, даже плоть отзывается. Гореть мне в аду вечно, коль скоро некомфортное шевеление в брюках не оставит меня в покое!

Беда в том, что патологический голод не пройдет сам по себе.

Рецидивная катастрофа. Стихийное бедствие моего умирающего рассудка, ибо обезумевший Зверь учуял ее запах и взял след. Искушенный Зверь не польстится ни на какую другую жертву. Одержимого Зверя не провести чужим женским телом − Зверь хочет только ее и будет рыскать во мгле, пока не утолит вековой голод ею . Овладеть Евой… наяву и визуально… повсеместно до помешательства… до потери связи с реальностью. Чертовы демоны похоти снова возятся под моей нарывающей гангреной. Хочется расчесать загноившуюся кожу до крови, расковырять до мяса, облить кислотой проклятых гнойных тварей. Беспросветная Тьма разных мастей повелевает всем моим существом. Я не просто схожу с ума, я заражаю сумасшествием целый мир. Скоро все заболеют коллективным помешательством. И моя прекрасная Ева будет в числе первых инфицированных неизлечимой болезнью. Я развращу неиспорченное вниманием мужчин хрупкое нежное создание. Загублю чистую душу. Оскверню святыню. Совершу непростительный грех. Воистину лучше бы бес никогда не встречал ангела. Придворные Тьмы постарались, чтобы Святая Ева принадлежала мне. Герцоги ада терновым венком оплели наши головы, нитями залатали души, скальпелем прооперировали тела. Мы превратились в сращенных сиамских близнецов. Погибнет один − умрет другой. Когда-нибудь адский эксперимент потерпит крах. Мой расшатанный рассудок уже не просто ходит босиком по лезвию ножа, но и получает мазохисткое удовольствие от отслаивающейся кусками кожи.

«Твою мать, Гробовой, ты неизлечимо болен!» − передергивает меня от ужаса. Взывая к высшим силам света, я сажаю на цепь рвущихся наружу варварских тварей. Мой больной рассудок возвращается в кабинет к кузену.

− Быть может, как моему… психотерапевту, − сверлю я его испытующим взглядом, − тебе следует расспросить меня о насущных проблемах?

− Раз ты сам завел эту тему, я только поддержу, − уже со всеми полномочиями лечащего врача приступает к моей проблеме Михаил. − Есть улучшения? Что у нас со сном? Со всем остальным? Мне надо понимать, в какую сторону мы движемся.

Обессиленно я облокачиваюсь на подлокотник и устало подпираю пальцами висок, отчего взъерошенные концы волос опадают мне на лоб.

− Без малого сорок пять лет я живу в аду, − с остатками былой ненависти говорю я, всматриваясь в играющее пламя камина. − Сплю все так же, как будто горю в преисподней. Алкоголь перестал помогать. Отчасти меня выручает твоя сыворотка. От нее голосов почти не слышу и сплю целых три часа и сорок минут. Вопрос в другом: не слечу ли я с катушек прежде, чем мы найдем выход? Я уже близок к краю.

− Мы найдем выход, − с завидной убежденностью уверяет меня Михаил. − Мои колдуны день и ночь ищут лазейку. Я досконально изучил подобные вещи. Увидишь, скоро ты освободишься от груза. Терпи, брат мой, терпи.

− Твоими молитвами, брат мой, твоими молитвами, − со слабым проблеском надежды качаю я головой. − Даже думать не хочу, что будет, когда разум покинет меня. Времени в обрез. С восхождением на престол будет поздно что-либо менять.

Я брезгливо отшвыриваю в дальний угол умертвляющую Тьму, которая своими гнутыми когтями подобралась к моей кровоточащей душе, намереваясь содрать зарубцевавшуюся кожу и по новой вонзиться в истерзанную плоть.

− Все хотел спросить, выбрал ли ты кандидатуру? − отходит от гнетущей темы Михаил.

− Будущую супругу я пока не выбрал, − с долей неприязни в голосе изрекаю я. − Вольтер сказал: «Брак и его узы − или величайшее добро, или величайшее зло; середины нет».

Кузен покуривает сигару, не расставаясь со своей шкодливой улыбочкой:

− Как насчет темпераментной латиноамериканки? Охотница за золотыми пенисами воспользовалась случаем и прикатила с папочкой?

− Я сам ее привез, − коротко говорю я и высекаю двумя стопками водки неудачную затею уложить под себя «темпераментную латиноамериканку», потому что с праздника Всех Святых мой компас всем ветрам назло безвозвратно ведет меня к Святой Еве.

Моя прекрасная Ева… моя девочка, скоро, уже очень скоро, ты будешь моей и перестанешь терзать меня мучительными ночами за мессами самоудовлетворения, где ты лежишь подо мной, обнаженная и вспотевшая. Разметав по подушке свои каштановые локоны, ты до исступления выкрикиваешь мое имя. Внемля твоему ангельскому голосу, я зарываюсь руками в твои шелковистые кудри и тону в твоих жгучих карих глазах. Я превращаюсь в твоего раба. Моя прекрасная Ева… моя девочка, друг от друга нас отделяет четверть земного шара, но одни только мысли о тебе проходят натянутыми струнами по моему болезненно пульсирующему члену. Без тебя я раб Госпожи Похоти и превращаюсь в животное.

Увы, придется нанести визит сеньорите Кармен Сантьяго.

− Давайте зачетку, Воронцова, − сардонически басит голос, похожий на бронхиальный кашель. − Ваше заикающееся блеяние нагоняет на меня тоску.

Сильно нервничая, я перекатываюсь с пятки на мысок, вся в ожидании увидеть аттестационную галочку по «инфекционным заболеваниям».

− Зайдете ко мне в конце дня, − зачитывает предписание профессор Жуковский.

По учебной аудитории прокатываются сдавленные смешки с перешептываниями кучки оставшихся первокурсников с моего потока. Смейтесь, смейтесь, с вас великий и ужасный декан лечебного факультета кафедры хирургии тоже три шкуры сдерет, тем более что черная повязка на глазу добавляет ему флера одноглазого пирата Флинта.

Конец дня настает для меня со сдачей финального зачета по общей химии, который я выдерживаю с трудом, впрочем, как и остальные. Энциклопедический объем пройденного материала дался мне нелегко, множество ночей прошли в обнимку с учебниками. Из-за хронического недосыпания я воюю с сонливостью в лекционной аудитории. Я оттягиваю явку с повинной в деканат, поскольку Жуковский отчего-то невзлюбил меня с первой пары.