Алексей Ефимов - Сновидец

С каждым днём пути лес становился всё гуще и непроницаемее. Исчезли поляны, гигантские упавшие стволы заграждали дорогу непреодолимыми осклизлыми баррикадами. Избегая непроницаемых колючих завес из свисавших сверху тонких, упругих, как проволока, стеблей, Вайми пробирался на четвереньках в промоинах, под плотной массой нависавших ветвей. Влажная земля мягко подавалась под его ладонями. Юноша полз вверх и вверх в этом лабиринте, не обращая внимания на кишевших здесь всюду громадных насекомых. Постепенно становилось всё прохладнее, точно он попал в глубокое, сырое подземелье.

Уже совсем стемнело, когда склон кончился и Вайми поднялся на южное плоскогорье. Ни одной звезды не блеснуло сквозь зелёный свод. В непроницаемой тьме он долго взбирался на дерево, цепляясь за большие трещины в коре, чтобы в гладкой развилке широченных ветвей устроится на ночлег. Сильный ветер бушевал где-то наверху. Вайми долго лежал без сна, прислушиваясь к гулу леса, очень похожему на шум волн. В полудрёме ему грезились огромные валы, набегавшие на скалы, но их вода была почему-то белой, как молоко, и это необъяснимо пугало его.

Когда он проснулся, вокруг ещё висела тьма. Первые отблески рассвета без следа гасли в сплошном тумане. Вайми ощущал его кожей. Наконец, призрачное сияние медленно просочилось сверху — и перед ним предстало подавляющее, угрюмое зрелище.

Вокруг, в туманном сумраке, вздымались чудовищные, в неправильных рёбрах, колонны стволов. Они уходили на тридцать его ростов вверх, в мутный зелёный полусвет, совершенно скрывавший обомшелые ветви. Странные растения с пучками воздушных корней и причудливыми пёстрыми цветами длинными космами увешивали деревья, раскачиваясь подчас на страшной высоте. Вода хлюпала под босыми ногами юноши, выступая из губчатой сетки переплетённых корней, трав и мхов, и Вайми не чувствовал под ней твёрдой земли. Пугающие цветы безвременника — лиловато-прозрачные ячеистые сферы трех ладоней в диаметре — беззвучно качались в неподвижном тумане на длинных ножках, распространяя горький, как смерть, дурманящий аромат.

Стволы чудовищных деревьев были толщиной в два или в три его роста, со странной, волокнистой и смолистой корой, — при ударе об неё любое человеческое орудие упруго отскакивало или намертво вязло. С них гигантскими петлями свисали толстенные лианы, серый туман клубился вокруг них, по коре стекали тонкие струйки воды. Воздух здесь был тяжёлый, насыщенный влажной гнилью. Земля исчезала в сумраке уже через двадцать шагов и Вайми никак не мог проверить взятое направление. Он мёрз в холодном тумане, его тело блестело от влаги, как мокрый камень, но он медленно пробирался вперёд, ведомый лишь инстинктом, обходил многоэтажные горы рухнувших стволов, одетых толстым одеялом липкой пакли, путался, ища выхода среди чудовищных корней, и снова утопал в непроходимой зелени. Его сознание плавало высоко над телом в горьком дурмане безвременника и лишь по коричневато-красному оттенку тумана он понял, что наступает вечер.

На закате Вайми поднялся на утёс. Оплетённый ползучими лианами, он вздымался над зарослями, подобно чудовищной древности пирамиде. Он стоял на самой вершине Одинокой горы, его босые ступни едва помещались на её тупом каменном острие. Его тело блестело огненно-алым в последнем размётанном отблеске закатных туч. Бесконечные округлые хребты замерли под ним неподвижными волнами, как плотные зелёные облака, разделённые впадинами ущелий, заполненных синей клубящейся мглой. Над этой сплошной, неоглядной массой зелени медленно плыли большие хлопья охристо-золотого тумана.

Вайми смотрел на закат, пока он не погас. В зените над ним сияла ослепительная полная луна. Сквозь мягкую дымку воздушного океана её свет падал на беспредельный простор, раскинувшийся вокруг, от камней под его ногами до далеких краевых гор. Юноше захотелось взмыть в небо и обнять сразу весь этот мир. И он громко запел от безотчетного восхищения.

На рассвете восьмого дня Вайми спустился в малёнькую Долину Начала, скрытую под сплетёнными кронами гигантских деревьев. У её устья, там, где ручей струился между разбитыми глыбами, его встретила Лина. Юноша вздрогнул от неожиданности, заметив её всего в трех шагах. Ёе сильное смуглое тело тускло отблескивало в прохладном, влажном полумраке, словно отлитое из гибкого металла. Было так темно, что его воображение и память видели больше, чем глаза, и со всех сторон сразу, видели даже подошвы её коротких и ровных, как у ребенка, босых ног. Лина была так красива, что у Вайми перехватило дыхание. Низко лежащий, тяжелый и узкий золотой пояс охватывал безупречный, дерзкий изгиб её крепких бёдер. По его сегментам бесконечной чередой бежали, в то же время застыв, пардусы, отчеканенные с поразительной тонкостью. Эти вайтакейские украшения, величайшая, после детей, драгоценность Глаз Неба, — единственное, что уцелело от прошлого в её семье. Обычно Лина ходила в пёстром парео, лёгком пояске и браслетах, как все девушки племени. Сегодня её запястья украшали другие браслеты — тяжелые, с выпуклыми узорами. На их серебре сплетались розы и звёзды. В бездонно-чёрных волосах Лины тоже таинственно светилось серебро — две тяжелых скрещенных цепочки, соединенные на лбу зеркально блестевшей звездой с десятью острыми, ребристыми лучами.

Она с минуту выжидательно смотрела на юношу, потом предложила хотя бы опустить оружие. Вайми дико смутился, потом решительно положил копье, лук и ловко выскользнул из перевязи колчана, злясь на себя за растерянность.

— Украшения тоже, — тихо добавила Лина, слабо улыбаясь.

Вайми снял плетеный кожаный браслет с запястья левой руки, стряхнул с волос ленту из узких полосок разноцветного меха, аккуратно сложив всё барахлишко на выступ скалы, потом гордо выпрямился перед любимой — ловкий, гибкий, красивый, весь, кроме глаз, цвета тёмного золота. Повадки ребёнка сочетались в нём с сильным телом юного мужчины.

Лина искоса, дразняще разглядывала его. Вьющиеся, чёрные, очень густые волосы Вайми скрывали уши, падали крупными кольцами на блестящие крепкие плечи. Скуластое, удивительно чистое лицо — большие, глубоко синие глаза, широко расставленные, внимательные, по-мальчишески пухлые, чётко очерченные губы…

— Ты самый красивый из наших юношей, — наконец сказала она. — Я старалась представить кого-нибудь лучше тебя, но не смогла и это очень грустно…

Вайми смутился и опустил глаза. В его мечтах Лина казалась красивей, чем наяву, и он стеснялся этого. Сейчас она была спокойна и серьёзна.

Они молча нырнули в глубь ущелья, где между близких скалистых обрывов под плотным пологом леса царила почти непроницаемая тьма. Здесь пахло холодной водой и влажной гнилью. Большие внимательные глаза юноши блестели в темноте. Ничего больше видно не было. И не слышно — даже во мраке босой Вайми двигался тихо, как тень.