Алекс Орлов - Сокровища наместника

— Поосторожней с арестантом, рыло! — выругался он, развязывая ремень на руках Мартина.

— А чего ты о нем так печешься? Это же злодей! — возразил охранник, который хотел сбросить Мартина на мостовую.

— Это теперь арестант, за которым я должен приглядывать и за которого несу ответственность перед его светлостью, понял, морда ты коровья?!

Охранник промолчал, старший смотритель был повыше чином, да и здоровее. Одни кулаки чего стоили.

— Штырц! Принимай свеженького! — крикнул надзиратель и дохнул на Мартина едким табаком. — Штырц, где ты там?

— Здесь я, здесь, господин Моккли! — отозвался тюремный писарь, сбегая по ступенькам своей будки. За ним, тяжело переваливаясь, словно медведь, вышел еще один надзиратель. Он что-то торопливо жевал, от чего двигались его уши и брови. Он волок кандалы с замком, и Мартин подумал, что мог бы легко открыть такой замок любым гвоздем. Вот только стены здесь были такие, что одним гвоздем не управиться.

— Руки давай… Сюда просовывай… — продолжая жевать, приказал надзиратель.

Мартин послушно подставил руки, и планка закрылась. Затем надзиратель со скрипом провернул ключ, что привлекло внимание главного надзирателя.

— А ты чего, морда коровья, замки не смазываешь?! Сожрал все масло?!

— Никак нет, — пряча глаза, пробубнил тот.

— Все, ведите его! — махнул рукой старший надзиратель, и его подчиненный потащил Мартина на цепи.

— А как записывать, господин Моккли? — спросил писарь.

— Запиши как-нибудь, потом поправим.

— Слушаюсь, господин Моккли! — подобострастно вытянулся писарь и шмыгнул носом, а старший надзиратель пошел прочь, у него еще было много работы.

— Так как твое имя-прозвище? — забегая перед Мартином, спросил Штырц.

— Не суетись, — пробубнил надзиратель, державший конец цепи от кандалов.

Штырц поотстал, и у Мартина перестала кружиться голова. Он наконец полностью почувствовал руки, до этого сильно перетянутые ремнями.

Запись прошла быстро, хватило одного имени. Потом жующий надзиратель поволок Мартина по лестнице, и тот сбился со счету, преодолевая темные лестничные пролеты. Наконец они вышли в коридор и двинулись вдоль грубо сложенных стен, вдоль которых была рассыпана труха от сгнившей соломы.

Должно быть, ее здесь никто не убирал или делали это очень редко.

В темных и глубоких стенных проемах едва различались двери, но были за ними узники или темницы оставались пустыми, было неизвестно. Кроме шума шагов и позвякивания цепи, на которой вели Мартина, никаких других звуков слышно не было. Света в коридоре не хватало, и попадал он сюда сквозь узкие оконца, больше похожие на бойницы. Скорее всего, это они и были, а тюрьму сделали уже позже, разгородив пространство кладкой из колотого камня.

Кое-где на стенах угадывались держаки для факелов, но они были пусты, масло и смолу здесь экономили.

По мере приближения к концу коридора становилось светлее, и вскоре Мартин с надзирателем вышли в некое подобие холла, где за деревянным столом сидел еще один надзиратель — маленький и щуплый, похожий на писаря Штырца.

Заслышав шум, он вышел из-за стола и, подняв повыше масляный фонарь, пошел гостям навстречу.

— Привет, Борц!.. — с деланым радушием поздоровался приведший Мартина надзиратель.

— Привет, Долбунтин, — отозвался тот и посветил на избитое лицо Мартина.

— Мы же договорились, что ты зовешь меня просто Дилмо, по-дружески.

— Как долг отдашь, так будешь Дилмо, а пока ты мне никто.

— Да чего там этого долга, Борц? Десять денимов!

— Долг есть долг. Проиграл — отдавай, не можешь, не маячь тут.

— Я только по службе.

— Ну и вали. Я арестанта принял, ты — отдал.

С этими словами Борц выхватил конец цепи у Долбундина и потащил Мартина к темной нише в стене, где располагался вход в темницу, а сопровождавший пошел прочь.

Распахнув тяжелую скрипучую дверь, Борц подождал, когда Мартин войдет внутрь, и потом с помощью своего ключа снял с него кандалы и замок.

— Осматривайся, парень, — сказал он и, захлопнув дверь, с трудом задвинул заржавевший засов.

Мартин последовал этому совету, ему больше ничего не оставалось.

В просторной камере, примерно семь на восемь шагов, под самым потолком имелось сквозное окно, света от которого было больше, чем в коридоре у Борца, да и воздуха тоже. Правда, зимой здесь наверняка было холодно, а из утепления имелась лишь прелая солома вдоль стены, давно превратившаяся в труху.

Еще из удобств имелась дыра в дальнем углу и тянувшаяся через все помещение деревянная балка с кольцами, на которых когда-то подвешивали узников, чтобы выбивать подробности какого-нибудь заговора.

Дверь снова загрохотала, но на этот раз в ней открылось лишь небольшое окошко.

— Принимай суп, парень!

Мартин подошел к двери и взял кувшин с отбитой рукояткой, в котором была вода. Она давно протухла и имела болотный запах, но другую здесь вряд ли подавали.

— Спасибо.

— С новосельем!.. — поздравил его Борц и засмеялся.

— Да уж, — вздохнул Мартин.

— Тебя за что так отделали? Морда как старый башмак!

— Я не помню, как били, сначала дали по голове, а дальше не помню.

— Но было ведь за что, парень, просто так мордой по стене не возят и в Угол не запирают. Ты злодей? Убивал, грабил?

— Вор, — коротко ответил Мартин.

— Во-о-ор? — протянул Борц и понимающе кивнул. — У моего соседа в прошлый праздник на базаре кошелек сперли. Может быть, даже ты.

— Нет, в этот раз не я.

— Неважно. По-хорошему, всех вас надо взять да перевешать.

— Было уже, — грустно улыбнулся Мартин, но его улыбка вышла кривой.

— Что значит было?

— Сегодня вешали, да веревка оборвалась.

— Правда?

Борц снял форменный картуз и почесал макушку.

— Повезло тебе, парень.

— Ну, если можно так сказать, — пожал плечами Мартин и, не удержавшись, обвел взглядом свое узилище. — А что, подолгу у вас тут сидят?

— Не всегда. До тебя тут один три года протянул. И все. От воды задристал, но он еще долго продержался, другие и того не выдерживали.

— И все из-за воды?

— Нет, к воде многие привыкают. А вот зиму пережить трудновато. Холодно здесь, отопления нету.

— А как же вы?

— Мы угли в ведерке приносим. Поставишь под стол, и вроде ничего. А вот арестантам худо приходится.

— Ну, а те, кто не помирает от воды и холода, подолгу сидят? — осторожно осведомился Мартин, все еще лелея какую-то надежду.

— Не то чтобы долго, но — бессрочно. У нас в Углу других не держат. Угол — это Угол.

— А как насчет соломы, господин Борц?

— Я тебе не Борц, я друзьям Борц. Долбундину и прочим — Беренцборц, а тебе — господин надзиратель. Понял, крыса тюремная?