Сухих Анатолий - Текст ухватил себя за хвост

И как бы всё изнутри происходит, исподволь, никакого отторжения не происходит, которое непременно возникает при работе с психопатологом каким или служителем культа, с любым, кто пытается ко мне в черепушку забраться, и там чего поделать. А что еще смешнее, то тут у нас эта игрулька одна только и имеет право на существование.

Потому что отбирали же нас. И любого такого копателя-исследователя мы бы, любой из нас, так бы закопал, расплющил, закатал в асфальт, что мама не горюй. Мы не только друг друга боимся, мы себя до ужаса боимся, потому что имели уже возможность убедиться. А другие сюда и не попадают.

Вот это да, учудили. Здорово они нас. Попались мы тут, влипли, нами через эту игрушку, похоже, управлять вздумали, ну и наблюдать-испытывать тоже.

Нашли кроликов. Только, похоже, они и сами не поняли, во что вляпались, и какое лихо разбудили. Ох, чует моё внутреннее непойми кто, что пойдут, пойдут клочки по закоулочкам, наломаем мы дров, ой наломаем, наломали уже столько, что и не разгрести будет.

Вот бы еще узнать, кто эти они. Или кто мы. Мы может быть эти самые они и есть. Или не эти. Но круги по воде уже пошли, идут круги, мощные такие, скоро вообще в цунами превратятся. И не остановить. Да и некому останавливать. Уже некому. Или еще некому. Или вообще некому, потому что и нет никого. На самом-то деле.

Тех, кто по-настоящему живы. Я, правда, не знаю, как это по-настоящему. Но.

Тех, кто по-настоящему живы, – их так мало… Может, поэтому они, попадая в этот мир, убивают себя всеми возможными способами – чтобы стать похожими на остальных, приблизиться к какой-то "норме", что ли?

Стать такими же мертвыми, как прочие. Но даже тогда они все равно горят ярче обычных живых мертвецов.

В них все равно остается слишком много жизни, чтобы они могли просто затеряться в толпе. Такое свойство. Наше бессознательное великолепно умеет отслеживать тенденции. Нашему сознанию отслеживание тенденций затруднено.

Суть тут даже не обращении к раю и аду, а в том, что одинаковые условия людское непонимание и разобщенность превращают в место ужасное, а доброта и солидарность – в совсем наоборот.

А интерфейс между сознательным и бессознательным у большинства людей находится в таком нерабочем состоянии, что добраться до результатов измерения окружающей реальности удаётся очень немногим. Даже из тех, у кого есть приборы.

Думал ли Валентин Васильевич о чудовищах? О тех самых, клювастых, клыкастых, когтястых, ну и далее? Конечно не думал. Думать о чудовищах человек начинает тогда, когда уже совсем край. Или когда ему думать не о чем больше.

Как мне, например. Я о чудовищах редко когда думаю, потому что мне это не надо. И Валентину Васильевичу тоже не надо. Потому что о чудовищах надо думать, когда война. В смысле, когда враждебный мир не даёт осуществиться твоим намереньям.

Это если намеренья вообще-то нормальные, а враждебный мир ненормальный, состоящий из клювастых, клыкастых, когтястых чудовищ, которые норовят не дать осуществиться нормальным намереньям.

И тогда их надо победить. Потому что победителей не судят. Даже если побеждённые оказались вовсе не из числа клювастых, клыкастых, когтястых чудовищ, а вполне себе беленькие и пушистенькие.

Но они же не давали осуществиться намереньям, поэтому они были неправы, и их надо было победить.

Так вот оно зачем проталина. В смысле та самая, в руинах. Это же космодром, в смысле посадочная площадка. Ну, или причал какой.

Сюда челнок причаливает. Или тарелка. Наверное, всё же не тарелка, а какой-нибудь сгусток. Я этого всё равно не понимаю. И понять никогда не смогу. Хоть я и физик.

Но я же функцию Хевисайда не понимаю. И понять никогда не смогу. Как это так – ничего не было, и вдруг есть без всяких видимых причин. Предпосылок. И невидимых тоже. Ничего же не было, и вдруг бац – есть. Откуда что взялось? Нет, так не бывает. На самом-то деле.

Юрий Васильевич с Игорем Николаевичем готовят теоретическое обоснование. Попытка обобщить наработанный материал, который уже сегодня накоплен благодаря функционированию престидижитатора в корреляции с показаниями других приборов позволяет предположить наличие связи между осознанным, логическим мировосприятием и неосознанным, но заданным природными закономерностями развития человека и самой природы.

– Юр, помнишь определение когерентности, равное относительной величине интеграла по времени от произведения амплитуд колебательных процессов.

– Игорь, согласно методике нетрадиционного прогнозирования, цикличность функционирования сложной системы связана с циклами свойств симметрии, возникающими в линейной последовательности противоположностей, составляющих систему, давай попробуем посчитать по дуальному подходу определения взаимодействия.

– Здесь разлита злая сила. Закон единства и взаимодействия противоположностей отвечает в данном случае за угол поворота фазовой траектории на плоскости Ван-дер-Поля.

– Знание того, как личные черты характера могут повлиять на финансы, станет важным кирпичиком в строительстве баснословного состояния. Похоже, мы нащупали такую интересную интерпретацию, что если результаты подтвердятся экспериментально, то мало того, что половина подопытных олигархами станет, так и вообще надо об этом в такую тряпочку молчать, что оторопь берёт. Это тебе почище философского камня будет.

– Юр, а ты увидел, что траектории волн симметрии для психотипа высокого уровня из смешанных психотипов в нашей ситуации выдали? В первых моделях у нас всё время провал получался, а вот тут такой резонанс пошел, это, похоже, именно Вадим инверсию гонит, его ритмы идеально сочетают несочетаемое.

Вот чем отличается нормальный человек от писателя? Думаете тем, что писатель умеет писать? А вот и неправильно, вернее правильно, но не совсем.

Потому что каждый образованный человек, умеющий читать и писать, должен, в конце концов, определиться, что же он делать-то будет, читать или писать. В этом заключается парадокс Кнышева.

Парадоксы вообще принято называть по именам тех, кто их придумал. Вот, например, любой образованный человек знает парадокс Зенона. А писатель, как мне кажется, далеко не любой знает парадокс Зенона.

И бритву Оккама знает не любой писатель, это я так думаю, но могу ошибаться. Но мне почему-то кажется, что Лев Толстой ничего не знал про бритву Оккама. И про парадокс Кнышева он, скорее всего не знал, но догадывался. Иначе бы он не был Лев Толстой.

Формулировать вопрос по-другому, в смысле, чем отличается нормальный человек от Льва Толстого я не буду. Потому что это как раз и есть та самая пресловутая бритва Оккама.