С. Микхайлов - Мир закрытых дверей

"О, нет", – проговорил Иван, досматривая последние фрагменты этого воспоминания.

Между тем по ту сторону дерматиновой двери послышались шорохи, звякнули, должно быть, друг о друга ключи, и раздался характерный щелчок. В комнату вошел невысокий, несколько толстоватый человек в ожидаемо белом халате. Его круглую голову, похожую на куриное яйцо, венчала широкая лысина, но волосы, которых оставалось еще достаточно много, были темно-серого цвета и вовсе не седые. Три хорошо прочерченные горизонтальные морщины украшали покатый лоб. Человек был явно не главврач, но и не тот вредный доктор, что писал скрипящей ручкой и задавал одни и те же вопросы.

– Итак, мой юный пациент, как вы себя чувствуете? – приятным голосом спросил врач.

– Ну, более-менее, – ответил Иван, рассматривая пришедшего. В карманах халата у того лежали какие-то бумажки и торчал синий колпачок шариковой ручки.

– Так самочувствие у вас более хорошо и менее плохо? Или наоборот? – спросил врач.

– Улучшается, – лаконично ответил Иван.

– Приятно слышать. Но, как я понимаю, вы себя не чувствуете так, чтобы однозначно сказать хорошо?

Иван промолчал, лишь качнул головой.

– Кстати, меня зовут доктор Брюсер. И я буду вашим лечащим врачом. Вы меня слышите?

– Слышу, – пробормотал Иван.

– Да, вы еще не пришли в норму, – сказал доктор. – Поднимите, пожалуйста, голову и смотрите прямо, стараясь не мигать глазами.

Иван с любопытством уставился на доктора. Тот откуда-то достал маленький фонарик и посвятил Ивану прямо в зрачки. Парень зажмурился от яркого света.

– Реакция нормальная, но имеет место быть сонность и склонность к апатии, – пробубнил доктор Брюсер.

И вдруг Иван встрепенулся и спросил, быстро выговаривая слова:

– Скажите, что со мной случилось? Почему я здесь оказался? Ведь это психиатрическая больница?

Доктор Брюсер, ничуть не удивленный заданными вопросами, сказал:

– Вы находитесь в специализированном центре нейропсихиатрии на основании распоряжения из городской прокуратуры. Больше я вам ничего сказать не могу.

– Что еще за распоряжение из прокуратуры?

– Успокойтесь, пожалуйста. Подобные распоряжения прокуратура выдает на граждан, которые могут представлять угрозу для общества по причине их психической невменяемости.

– И что это значит?

– Это значит, что какое-то время вы вынуждены будете провести у нас. Однако ваш случай далеко не такой страшный, как у некоторых – и потому у вас есть шансы вылечиться и покинуть наши стены. И если вы будете вести себя хорошо и спокойно, то вас переведут из карцера в обычную палату.

– А разве я себя веду плохо и неспокойно? – спросил Иван.

Доктор Брюсер взял в руки небольшую тетрадку, сразу напомнившую Ивану карточку из городской поликлиники, только очень тоненькую, и, кое-что вычитав из нее, сказал:

– Так, так, так. Разве вы не помните, что с вами случилось во время психологической экспертизы в первой городской больнице?

– Нет, не помню, – ответил Иван. – Что за экспертиза?

– Странно, что вы не помните…

– Это, случайно, не там, где был большой зал с голубыми стенами и белыми колоннами?

– Вот! – сказал доктор. – Там вас принимал мой коллега, между прочим, очень известный и авторитетный в нашем кругу специалист, а вы ему не отвечали на вопросы, говорили всякую ерунду, ругательства и бог знает что еще. Ну, как это называется?

– Наверное, меня довели до такого состояния. А то это все и вовсе было подстроено. Ведь так же может быть?

Доктор Брюсер покачал головой.

– Полагаю, – сказал он, – что к вечеру вы придете в норму. Вот тогда я вас еще раз осмотрю и, надеюсь, что будут все основания перевести вас в обычную палату. А пока полежите здесь, отдохните. У вас был приступ, но он прошел – и знайте, что все будет хорошо.

И врач улыбнулся. И в этой кроткой, простой улыбке Иван увидел необычайной широты радушие и понял, что доктор был вовсе не таким плохим, каким показался на первый взгляд.

– Все будет хорошо, – повторил доктор и тихо вышел из карцера. За ним почти так же бесшумно закрылась обитая мягким дерматином дверь, щелкнул замок. И стало тихо, пусто и одиноко.

Иван вздрогнул. Весь его привычный мир исчез, остались лишь воспоминания и четыре стены, ограждавшие тесное пространство. И воспоминания чувствовали себя в этих четырех стенах вовсе не так дурно, как Иван. И потому парень услышал на периферии своего слуха бравурные, разноголосые звуки – и тут же опознал в них ярмарочные аккорды. "Что же тогда случилось?" – спросил себя Иван и принялся вспоминать тот день. Но сделать это было не просто – приходилось напрягаться, выискивая среди осколков, мелькавших перед глазами, именно те, что относились к тому дню, и выстраивать их в хоть какой-то порядок. Головоломка постепенно складывалась. Иван увидел Жанну, прошелся с ней по тихим кварталам типовых домов, посидел на скамейке перед прямоугольным прудом – вспомнил даже голубей, которых прогнал ребенок, прибежавший неизвестно откуда. Затем была дорога. И на ней появились люди в серых плащах.

"Люди-тени", – пробормотал Иван.

Эти самые люди-тени усадили его и Жанну в подъехавший сзади микроавтобус темно-синего, почти черного цвета. Но вот что было странно: в воспоминаниях ни хром автомобиля, ни гладь пруда, ни стекла в окнах не блестели и ничего не отражали – и оттого мир казался ненастоящим и искусственным. И как Иван ни силился, но картины прошлого так и не хотели оживать.

Микроавтобус заехал во двор серого здания. Здесь было темно, словно ночью, хотя из-под арки, выходившей на улицу, светил яркий день.

Следующим кусочком памяти стал сумрачный интерьер какого-то кабинета. Там были темно-красные стены и много коричневого дерева: столы, стулья, шкафы и полки. Здесь обитал тощий старик, на котором висел черный костюм весь в складках. Старик обладал громким голосом. Он говорил какие-то номера пунктов и параграфов из толстой книги законов, лежавшей перед ним на столе. И эти магические числа предсказали дальнейшую судьбу Ивана. Даже гадалка не смогла бы так точно предугадать будущее.

Испуганное лицо Жанны – последний кадр, застывший перед глазами парня. В следующей сцене ее уже не будет.

"На экспертизу в больницу номер один!" – все звучал и звучал напористый голос старика, хоть его самого уж давно не было видно.

Приемная первой городской больницы располагалась в старинном доме. Здесь был зал с голубыми стенами, белыми колоннами и винтовой лестницей, ведущей на балкон, откуда должен спуститься главврач, чье лицо так и не приобрело четкости – и было все тем же размытым пятном. И иероглиф на нагрудном кармане его халата не сказал ничего нового. Однако Иван теперь точно знал, кто были те люди в черном, что стояли сзади, и куда они затем делись, сменившись профессионалами из другого ведомства – не менее страшного и властного.