С. Микхайлов - Мир закрытых дверей

– Конечно, дух испустился – вот тело и сделалось легче! – произнес другой санитар.

– Хватит! – воскликнул главврач. – Вот понабрали вас за ваши мускулы, а мозгов как будто и нет в голове.

Как только Иван понял, что тело повезут по коридору в его направлении, то тут же попятился назад и, не долго думая, спрятался в проверенном месте – за тумбочкой.

Поразительно, но тележка с трупом остановилась как раз возле Иванова убежища. И парень занервничал.

– У кого ключи? – зычно спросил санитар. Ивану показалось, что голос раздался чуть ли не над самым его ухом.

– У Феликса! У кого же еще! – прозвучал ответ.

Иван сидел на корточках таким образом, что из-за тумбочки видел маленькую служебную дверь. Именно к ней и подошел Феликс. Звякнув ключами, он ее отворил, зашел в затхлую тень чулана, снова звякнул любимыми ключами – и открылась еще одна дверь, показавшая кусочек какого-то сумрачного помещения. Иван видел лишь, что там была зеленая стена.

Санитары с тележкой миновали тенистый шлюз чулана и скрылись из виду. Но эхо их бурчащих голосов и по-железнодорожному ритмичное клацанье ножек больничного катафалка указывало на то, что за тайной дверью располагался какой-то длинный туннель с жестким, очевидно бетонным, полом. Но даже находясь в углу ниши и прикрытый боком деревянной тумбочки, Иван ощутил холодное дыхание потустороннего мира, куда увезли Петровича. Удивительно, но вдыхать эту прохладу было чертовски приятно. И Иван тут же понял, что все извилины больничного коридора с привыкавшими к нему помещениями насквозь провоняли горькими испарениями медицинской химии. А в том туннеле циркулировал необычайно свежий воздух. Иван вдыхал и наслаждался. И уже как будто начала кружиться голова, но вернувшийся Феликс вовремя затворил обе двери, не дав сквозняку распоясаться и заразить всю больницу.

– Ну, дело сделано, – сказал грозный санитар. – Хотя, конечно, жаль. Очень жаль.

– Тебе-то зачем жалеть его, Феликс? – спросил кто-то.

– Это я так, говорю общие слова, – ответил Феликс и зашагал прочь. Топот ног и голоса санитаров вскоре стихли.

Иван вылез из укрытия и осмотрелся. Особенно пристально он взглянул на неказистую дверь и проговорил себе: "Вот он – мой путь к побегу!" Затем развернулся и покинул нишу.

За углом у седьмой палаты все еще стояли врачи и санитары. Феликс был не так страшен, когда рядом присутствовал доктор Брюсер. Иван смело шагал вперед.

– А этот твой визитер уже ушел? – спросил доктор Брюсер, когда парень поравнялся с ним.

– Да, – ответил Иван.

– Ну, иди, иди в зал ко всем, – сказал доктор.

Иван шел. И все было бы ничего, если бы не Феликс: он так пристально смотрел на Ивана и так едко улыбался при этом, что у парня по спине побежали мурашки. И даже когда Феликс остался далеко позади, Иванова спина все еще ощущала прицеленный взгляд самого коварного санитара.

В этот день атмосфера в больнице сильно напоминала вчерашнюю: в общем зале опять было мало надсмотрщиков, из-за чего пациенты чувствовали в себе больше смелости и снова принялись шуметь. Иван то и дело подходил к стеклянным дверям и выглядывал в коридор: иногда там мелькали озабоченные фигурки врачей и санитаров. И хотя никто теперь не дежурил у выхода, Иван даже не помышлял о новом путешествии, а все думал о спрятанном под раковиной ключе и прикидывал детали своего будущего побега.

Но после обеда все кардинально изменилось. Пациентов отправили мыться в душевую комнату и выдали новые, постиранные пижамы. И затем в общем зале всех заставили сидеть в атмосфере строжайшей дисциплины: даже самые скромные и обычные шалости тут же пресекались зоркими и по-особенному жестокими санитарами. Через полустеклянные двери Иван видел, как женщины швабрами мыли полы. "Что же у них там случилось? – думал Иван. – Неужто смерть Петровича оказалась для них таким неожиданным и неприятным событием?" Парень хотел подойти поближе и взглянуть на суету в коридоре, но ему приказали сесть обратно на стул. Было скучно. Думать о побеге уже надоело.

И в какой-то момент распахнулись полустеклянные двери и в зал заглянул толстый, розовощекий человек в дородном черном костюме, поверх которого был небрежно накинут врачебный халат. За его спиной стоял главврач в точно таком же халате, однако застегнутом на все пуговицы, отчего руководитель больницы выглядел так же опрятно, как доктор Брюсер.

Толстый человек лениво окинул взором зал, главврач ему на ушко что-то тихо проговорил – и толстяк утвердительно кивнул. И затем они скрылись в коридоре.

"Похоже, какой-то важный чиновник приехал сюда, чтобы взглянуть на смерть, – подумал Иван. – Хотя на смерть он уже вряд ли сможет взглянуть, зато осмотрит пустую палату, которую как раз вчера основательно помыли и почистили…"

И когда после традиционного обхода в комнате погас свет, Иван безмятежно лежал в кровати, смотрел в темноту и все не мог уснуть. Размышлял он о разных вещах, копался в воспоминаниях, раскладывал перед собой эфемерные гадальные карты – и всякий раз выпадали те самые три туза: червовая любовь, пиковая неприятность и трефовая болезнь.

Иван потерял счет времени: ему казалось, что прошла вечность, когда в палате тихо отворилась дверь, впустив из коридора обжигающий свет. В проеме возникла тучная фигура, какая могла быть только у Феликса.

– Спишь? – прошептал Феликс.

Иван прикинулся спящим. Но через приоткрытые веки наблюдал, как Феликс подошел к кровати.

Затем парень почувствовал, как пальцы Феликса аккуратно погладили волосы на голове.

– Хорошенький! – прошептал Феликс и отодвинулся на шаг назад. Внезапно о пол ударился шлепок извергнутых санитаром слюней. Феликс тут же воскликнул, словно икнул:

– Ой!

И принялся ботинком водить по черноте пола в надежде растереть следы своего опрометчивого поступка, совершенного по привычке.

– Завтра! – многообещающе проговорил шепотом Феликс и ушел.

И снова в палате сделалось темно. Иван еще долго лежал, будучи не в состоянии заснуть, и смотрел в черноту. И в этой черноте вдруг за решеткой вентиляционной шахты загорелся слабенький красный огонек в виде двоеточия. Но сиял он не долго, оставив после себя во тьме лишь очередной вопрос без ответа.

После завтрака, как обычно, пациентов отправили в общий зал. Иван шел вместе со всеми, оглядывался по сторонам и цеплялся голодным взглядом за каждую деталь, попадавшуюся на глаза, какой бы ничтожной она ни оказалась: будь то потертость на паркете или не до конца закрытая дверь в туалет. Даже неотмытое пятно не ускользнуло от его взора. И уж тем более забытый веник – как яркое напоминание о вчерашнем аврале – разжег еще сильнее и без того полыхавший в голове огонь угольно-красной мысли о побеге.