Широков Алексей - Полет Сокола

Моё новое жильё представляло собой студию размером около тридцати квадратов, разделённую на рабочую зону, зону отдыха и небольшую кухню, скорее даже просто буфет с электрочайником. Глаз просто резало отсутствие микроволновки, и это я собирался в ближайшее время исправить. Вот только познакомлюсь с обещанными мне мастерами. Также имелся приличный санузел, с ванной, душевой кабиной и набором белоснежной сантехники. Начиная от раковины и заканчивая биде. Тут же стояла корзина для грязного белья. Стирка осуществлялась централизовано. Каждый вечер корзины собирались, и утром ты получал уже выстиранные и выглаженные вещи.

Приняв душ и переодевшись в один из комплектов выданной мне формы, я решил не отсиживаться в комнате, а спуститься на первый этаж. Там находилось помещение приличных размеров, именуемое клубом. Эдакая помесь красного уголка с кают-компанией. Вечерами студенты стекались туда, чтобы поболтать, посмеяться, посмотреть фильм, на одной из стен было натянуто полотнище экрана. Алкоголь и азартные игры были строго запрещены. За это можно было даже вылететь из лицея, невзирая на знатность рода. Девушек же можно было приглашать, но только в клуб. «Нахождение лица или лиц противоположного пола в жилом помещении общежития возможно лишь при наличии действующей помолвки между хозяином жилого помещения и лицом или лицами противоположного пола». Такую фразу без запинки мне выдал комендант при заселении. Причём тут все знали, кто с кем помолвлен, а кто нет. И могли даже остановить любого, если этот любой собрался «увлечь в альковы», так сказать, чужую невесту. Или свободную девушку. Потому как кто знает, может, твои родичи уже с её договариваются. А ты всё проморгал.

Атмосфера в клубе царила на удивление демократичная. Молодёжь всех рас, невзирая на курс обучения и социальный статус, общалась, знакомилась, рассказывала, как прошло лето, хвасталась достижениями, покупками и подарками. То тут, то там стихийно возникали кучки с очередным рассказчиком в центре. Время от времени в сопровождении братьев и женихов появлялись девушки. С ними церемонно раскланивались, но запала хорошего тона хватало ненадолго, и вскоре все, включая самих девушек, уже дружно смеялись. Или сами что-то рассказывали, размахивая руками и помогая себе мимикой. Кто-то уходил, кто-то приходил, короче, жизнь бурлила.

Я вписался в этот студенческий водоворот на удивление легко. Ко мне подскочил парень с причёской вида взрыв на макаронной фабрике и улыбкой, похоже, приклеенной к лицу, потому как улыбаться он не прекращал. Улыбаться и разговаривать. Своим видом он так напоминал, не к ночи будь помянут, Наруто, только славянин-стайл, что я с трудом сдержался, чтобы не ударить всеми имеющимися у меня силами. Пока он тащил меня в центр клуба, я узнал, что зовут его Егор Веселов, он тоже первокурсник, учиться будет на лекарском факультете, и «здорово ты у ворот охране наподдал, а то совсем распустились».

Вытащенной буйством стихии в центр зала, в ближайшие сорок минут я только и делал, что отвечал на вопросы. С учётом в основном мужской аудитории, вопросы были соответственные. Особенно интересовало, как в шестнадцать лет я стал полноправным бойцом вольного отряда и членом братства. В вкратце поведав о охоте на Лича, я пообещал желающим, что всё расскажу подробнее позже. И нарисую. И дам ТТХ винтовки. И мин. И пистолеты покажу, но в тире.

Вторым по значимости оказался вопрос о том, как я вообще умудрился поступить в Лицей практически из тундры. Многие дворяне и аристо из столицы не смогли этого сделать. А уж стипендию вместе с бесплатным обучением получали не больше десяти человек за курс. Внятно ответить я на него не смог и рассказал, что знал сам. Какая там была подковёрная возня, кого привлёк капитан и кто кому и сколько занёс и занёс ли вообще, мне было неизвестно.

С моей стороны это выглядело так. Сдав экзамены в средней школе города Пангоды, ближайшего к нашей крепости, я спокойно дожидался результатов. В себе я был уверен и рассчитывал если не на высший балл, то уж в районе девяноста пяти-девяноста восьми точно. Надо сказать, что система оценок тут напоминает японскую сто балльную. И примерно дня через три утром меня поднимают криками, типа «умывайся, собирайся, поешь по дороге», запихивают в машину, и мы с капитаном мчим, ну как мчим, на военной технике особо не разгонишься, но мы очень стараемся, в сторону всё той же Пангоды. Поскольку стараемся мы очень-очень, поговорить в дороге не удаётся, поскольку это чревато потерей языка. Прибыв к той же школе, вывалившись из машины и убедив себя, что земля не может качаться, я узнал, что, оказывается, прибыла императорская комиссия проверять итоговые работы выпускников. И наткнулись на мою. Написал я действительно хорошо, девяносто девять баллов, но в личном деле оказалось отмечено, что обучение я проходил домашнее. Будь я аристократом или хотя бы дворянином, это не имело бы никакого значения. Но то, что я простолюдин, сыграло свою роль, да ещё затаившие зло на капитана чиновники Службы Надзора за Детьми напели представителям комиссии, в каких жутких условиях я живу, и просто не реально, чтоб такой ученик получил самый высокий балл в районе.

Мою работу аннулировали. На апелляцию дали неделю, однако через сутки комиссия собиралась двинутся дальше, а пересдать местным чинушам для меня будет нереально. Если Итоговый экзамен проводился централизованно, с постоянным контролем на каждом этапе, и испортить мне оценку и при этом не спалиться местные не могли, то пересдача находилась уже целиком в их руках. Будь я хоть Эйнштейн и Ломоносов в одном флаконе, сдать экзамен искренне ненавидящей тебя, не побоюсь этого слова, бабе нереально. И следовало это сделать до отъезда императорских проверяющих.

Буквально вломившись в помещение, где работала комиссия, капитан с ходу наехал на проверяющего, практически обвинив его в ангажированности и классовом шовинизме. Причём это было сказано таким высоким штилем, что смысл доходил до меня с некоторым опозданием, даже пришлось немного ускорить мышление, чтоб успевать следить за мыслью оппонентов. Через двадцать минут высококультурной ругани высокие договаривающиеся стороны сошлись на том, что я вот прямо здесь и сейчас продемонстрирую им свои знания, без подготовки ответив на любой вопрос любого варианта итогового задания.

С моей скоростью работы мозга это было не сложно. К тому же по точным наукам глубина моих знаний даже превосходила школьный курс. А уж по математике я показал мастер-класс загрузив экзаменатора теоремой Ферма. Да, я понимаю, это было подло. Но что делать, если тут она не была сформулирована. Пообещав себе при случае вспомнить и записать доказательство, я получил свои законные сто баллов. Накинули балл в качестве извинения за доставленные неудобства. Оставив комиссию трясти Службу Надзора, мы отправились домой. И я уже выкинул из головы произошедшее, начав присматривать себе высшую школу в Новом Уренгое, когда капитан снова меня огорошил. С ним на связь вышел этот самый экзаменатор, оказавшийся ни много, ни мало деканом кафедры физ-мата в столичном университете. Принимал участие в комиссии он по личной просьбе брата императора, главы СИБ.