Павел Шумил - КСАПА ХУЛИГАНКА

- Мы ненадолго ее заберем. Поговорить нам надо.

Отводит старуху и меня шагов на двадцать. Я понимаю, что опять хитрит. Хочет, чтоб все думали, будто я со старухой говорю. А сама злобно так шипит:

- Смени иглы, дура старая. Или назад пешком пойдешь.

- Не лезь не в свое дело, - так же злобно шипит старуха.

- Я сказала, - каким-то усталым голосом произносит Жамах, а ладошкой, которой мою руку держит, тайный знак мне подает, чтоб я ее поддержал. Хоть бы объяснила вначале, в чем дело... Но Ксапа не зря меня на переговорщика учит. Как раз на такой случай прием есть. Когда ничего не понимаешь. Говорить надо самые простые, обычные вещи, но так, чтоб все сомневались, как их понимать.

- Не спорь с Жамах, старая, - говорю я ровным, без интонации, голосом. С заметной паузой после каждого слова. - Здесь. Она. Тебе. Ничего. Плохого. Не сделает. Скоро будет праздник. Хорошо ешь, много ешь. Хорошо отдохни. Завтра Папа-Бэмби по воздуху отвезет тебя домой. Я сказал.

Долго говорил. Трудно говорить с паузами. Старуха даже побледнела слегка. Испугалась.

- Иди, тебя Папа-Бэмби ждет, - подталкивает старуху Жамах.

- Не боюсь я вас, - шамкает старуха, пожевав губами. И семенит к людям.

- Клык, ты зверь! - восхищенно шепчет Жамах, покрепче уцепившись за мой локоть. Как ты ее! Даже мне страшно стало.

- Объясни зверю, чего вы не поделили?

- Стерва она, каких мало. Мы с ней на каждом совете грыземся. Но сейчас не во мне дело. Папу-Бэмби она лютой ненавистью ненавидит. И решила отыграться на девочке. Взяла толстые, тупые иглы. Знаешь, как это больно, тупыми иглами? А ты хорошо ее припугнул, что назад ее Бэмби повезет. У нее аж руки задрожали.

Оказывается, я влез в женскую свару. Ну надо же!

У Бэмби теперь интересные полоски. Те, что ближе к носу, толстые, жирные. А те, что ближе у ушам, потоньше. Получается как бы больше, чем одна полоска, но меньше, чем две. Девки завидовать будут. Когда старуха заканчивает последнюю полоску, оглядывается на меня. Я важно и медленно киваю. Она успокаивается. Натке колет тонкие полоски.

Охотники правильно мозгуют, что разные полоски - это из-за меня. Я не отрицаю.

- Бэмби давно у нас. Хорошая девка, не ленивая. За Ксапу дралась. А Натка - человек новый, - говорю. Охотники соглашаются, важно кивают.

Бабы уже расставляют столы, по случаю праздника застилают их пленкой. Столы не те, к которым чудики привыкли, а наши, низенькие. За которыми прямо на земле сидеть можно. Девки несут миски, кружки, расставляют высокие бутылки с соками. Я вспоминаю, как в первый раз не знал, как такую бутылку открыть. Теперь даже дети знают. Рассаживаемся неторопливо, ждем, когда Мудр или Головач слово скажет. Я вспоминаю про старуху-чубарку, разыскиваю Евражку и велю ей и Жуку сесть рядом. Евражка не хочет, но объясняю ей, что кто-то должен чубарке переводить нашу речь. А еще - чубарка сидит на почетном месте для гостей, там на столе самые вкусности. Жук сразу соглашается.

Поднимается Головач.

- Растет наше общество. Сергей уже двух девок в свой вам привел. Скоро у них дети появятся. Как мы все зимой в один хыз вместимся? - И садится. Начинаем есть. Открываем бутылки с соком, разливаем по кружкам. Мы с Ксапой грейпфрутовый любим, а Мечталке и Жамах наливаю виноградный. Он им больше нравится. Ксапа радуется - перед ней на столе целая миска с хлебом. Чудики без хлеба есть не могут. Так и ест - в одной руке ложка, в другой кусок хлеба. Не выпускает. Словно боится, что убежит.

Геологи шушукаются и дружно кричат: "Горько!" Вчера весь вечер кричали, мы уже знаем, что это значит. Сергей важно надувает щеки и девки чмокают его с двух сторон. Сегодня придумали, вчера такого не было. Вообще-то, девкам не до праздника. У Бэмби щеки болят, а Натка вдобавок всего боится. Сергей еще не объяснил, что теперь, с полосками на щеках в нашей долине ей бояться нечего. А раз она старшая женщина в ваме, ни одна баба не посмеет ей подзатыльник дать.

Ксапа, перегнувшись через стол, обсуждает с Платоном, к какому делу ее пристроить. Решают сначала отдать в помощники Свете, а когда языки выучит, повесить на нее перепись населения. А что? У нее мужчина и вам есть. Почти охотница. Все видели, не побоялась на мужчину руку поднять. Опять же, полоски на щеках. Уважать ее будут.

Когда миски пустеют, Бэмби что-то шепчет Сергею на ухо и убегает. Вскоре возвращается с гитарой. Начинаются песни. Много песен на русском, но одна уже на нашем. Веселая песня про охотника Ивана Топорыжкина, у которого волк украл и съел зайца. Охотник поймал волка, связал и принес в свой вам. Жена охотника принялась колотить волка палкой и требовать, чтоб тот вернул зайца. На волка напала медвежья болезнь, и он вернул то, что смог, что когда-то было зайцем. Дети посмотрели, понюхали... "Знаешь, папа, плохого зайца ты сегодня принес", - говорит охотнику младшая дочка.

Очень смешная песня. Всем охотникам понравилась. И слова легко запоминаются.

Темнеет. Чудики зажигают электрический свет. Много света! Все видно как днем. А затем чудики устраивают танцы. Приносят музыку, становится шумно и весело. Из наших никто не умеет танцевать, но Света и Ирочка обучают всех желающих. К ним присоединяется и Натка. Ксапа тянет меня из-за стола за руку. Учит танцевать вальс. Это просто, главное на ноги не наступать.

- Хорошо, что не полька и не мазурка, - говорит мне Ксапа. - На них у меня пока здоровья не хватит. Как здорово, Клык! Чувствуешь, что значит - цивилизация!

Мечталка и молодые заводят хоровод. Ксапа смеется и говорит, что хоровод под вальс - это конец света!

Затем играем в змейку, в ручеек. Ксапа объясняет, что у них танцы на дискотеках устраивают, чтоб парни и девки знакомились. А что, весело!

Утром старуха-чубарка собирается лететь назад. Советуюсь с Платоном, и набираем ей целый пакет подарков. Того и гляди, ручки оторвутся. (Плохие пакеты у чудиков. Наши мешки из шкур прочнее.) Там и нож в ножнах, и эмалированная миска, и ложка с кружкой, и фляжка на ремешке, и бухта толстой, очень прочной жилки, которую Ксапа зовет сапожной нитью, и продукты, и консервы в железных банках.

- Ты мудрая женщина, - говорю я старухе. - Ты правильно понимаешь слова. С тобой просто говорить. Прилетай еще. Это - тебе, - и вручаю пакет. Старухе очень хочется гордо отказаться и очень любопытно, что в пакете. Побеждает любопытство.

- Хоть ты еще и лоботряс, но Жамах тебя мудрости научит, - сердито говорит она, пожевав губами, забирает у меня пакет и лезет в вертолет.

- Вредная старуха, - поясняю я Платону, когда вертолет улетает. - Но в совете матерей у костра сидит. Жамах говорит, нельзя с советом матерей ссориться.

Женщины геологов улетели домой на зеленом вертолете, который привез бочки с топливом и много-много брезентовых вамов, больших и маленьких. Но Глаша, женщина Вадима, остается. Вадим не сумел загнать ее в машину.