Aruna Runa - Всё в дыму… [СИ]

Кстати, клюквенного цвета вмятину в стене он отмыл и заштукатурил, а вот до подоконников в гостевом флигеле руки так и не дошли. Самое время ими заняться. Если, скажем, пойманный художник будет вести себя неадекватно или просто захочет уединения, не селить же его в комнатах, разукрашенных следами бесовских когтей.

Он отправился во флигель прямо из гаража – оценить масштабы предстоящей работы. Вопреки ожиданиям, оказалось, что чинить придется лишь один подоконник – тот, что у выходящего на веранду окна. Зиленцорн избороздил его глубоко и практически выломал посередине. Непонятно, чего добивался: лучше бы заколоченные ставни пытался выбить, что ли.

Ди взялся за края подоконника и нажал. Древесина треснула и рассыпалась, оставив в его руках два иззубренных обломка. Выкусывая из подушечки указательного пальца занозу, Ди смотрел в обнажившийся черный проем… и в нем что-то белело… и дерево не было трухлявым… и такие пустоты в стенах не возникают сами по себе…

– Ist kein Licht am Horizont, – раздался сзади гулкий тягучий голос.

Желтые радужки Зиленцорна светились в сумеречной полутьме. Ну да, на горизонте действительно нет света: день успел подойти к концу. Ди провел во флигеле гораздо больше времени, чем намеревался.

– Говори по-человечески. – Он вытащил из дыры небольшую пачку бумаги, перевязанную знакомой черно-оранжевой ленточкой. На самом деле Ди даже обрадовался появлению вторничной личности донны Лючии, хотя это и сулило возвращение к затянутым паутиной углам и привкусу горелого в каждом поданном блюде.

– Spring! – отозвался бес. И, подумав, перевел: – Прыгай!

– Я тебе футболку подарю. – Ди стряхнул с бумаги слежавшуюся пыль и принялся распутывать заскорузлый узел. – На ней написано: "Мы не скачем!"

Willst du dich von etwas trennen…

Dann mu?t du es verbrennen…

– пропел Зиленцорн голосом герра Линденманна. "Если хочешь от чего-то избавиться… Ты должен это сжечь…"

– Прекрати, – отмахнулся Ди, покосившись на кривящиеся в усмешке тонкие губы. Бес пробежал по ним языком, приподнял изломанные посередке брови. Миндалевидные глаза расширились, изображая невинное недоумение. – Ну что? Иди лучше в дом, к ужину накрой.

Он наскоро просматривал бумаги. Письма, обычные письма, частью написанные выцветшими от старости чернилами, частью отпечатанные на древних пишущих машинках, еще механических.

– Мне еда не нужна. – Зиленцорн издал короткий смешок. Шаркнул обутой в изящную кожаную туфельку ногой. Странно смотрелись над этими ступнями мускулистые мужские бедра, распирающие трикотаж домашних бермуд. – Это тело устало. Изношено. Стихло. Для грея ты соображаешь туго.

Ди почувствовал нарастающее раздражение. Не терпелось по-быстрому перекусить и запереться с находкой в библиотеке: каждый из рассыпающихся от ветхости конвертов адресовался его отцу.

– Слушай, – он едва сдерживался, чтобы не зашипеть, – чего ты добиваешься? Что ты вообще такое?

– Край мира.

– Что-что? – Ди оторвался от имени отправителя: "Эрих Грей". – Что ты сейчас сказал?

– Край мира. Крайм. Ира.

Бес вытянул руки перед собой, сплел наманикюренные пальцы, хрустнул суставами. Глаза его закатились, лицо застыло и тут же начало обвисать, словно стекая по черепу. Руки упали по швам, спина сгорбилась, а потом распрямилась, оставив сутулиться плечи.

Донна Лючия подхватилась, негодующе бормоча себе под нос. Прислушивающийся Ди уловил "кильтык", "гетры", "рагу" и обреченно покрутил головой. Черт бы побрал этого Зиленцорна, вечно он пропадает, когда нужен!

Однако "Эрих Грей" – это что-то новенькое! Он быстро перебрал конверты еще раз. "Феликс Грей". "Настасья Ф. Б. Грей". "Николь Грей". "Курт Альбрехт Оллард фон Линденманн-Грей". И – сюрприз, сюрприз! – загадочная "Ф.-Д. Г." из местечка под говорящим названием Мессерштадт. [12]

Зиленцорн прав. Ди слишком туго соображает.

– Как ваша фамилия? – спросил он, выходя на веранду. Ира Эрих, перебирающий на связке ключи, чтобы запереть флигель, повернулся к Ди, приоткрыл рот, собираясь ответить, и… отрицательно мотнул головой.

– Челядь носит фамилию хозяина, – буркнул он.

– А раньше? Раньше вас как звали, до того как ты сюда пришел?

Лицо донны Лючии приняло глуповатое выражение:

– Как это? Я родился в этом доме.

– Да ну? А остальные?

– Кто? – Эрих огляделся. Они шли к освещенному дому, перешагивая через пучки осенней травы, захватывающей садовые дорожки. – Тут никого нет, кроме нас.

– После донны Лючии никто не приходил?

– Я по-прежнему молюсь о ее прекрасной душе.

– А остальные, Ира Эрих? Вы говорили, все о ней молятся.

– Все, кто ее знал, да, – кивнула донна Лючия и посторонилась в дверях, пропуская Ди в дом. – Я уверен.

На этом Ди пришлось сдаться.

Прежде чем объявиться на кухне, он зарулил в душ смыть с себя наконец кладбищенскую гарь и древесную труху. Найденные в гостевом флигеле письма принес с собой и аккуратно положил возле наполненной тарелки. Котлеты и салат с пророщенным овсом. Значит, сегодня и любитель баскетбола наведаться успел. А на завтра, конечно, будет "ирландское рагу по скотскому рецепту".

Донна Лючия сидела на другой стороне стола, закутанная в домашний халат, и чинно прихлебывала воду из прозрачного стакана. На кромке оставались пятна красной помады. Когда Ди разговаривал с Зиленцорном и Ирой Эрихом, ее губы были чисты. Это… Никки?

– К завтрашнему вечеру приготовлю рагу. – Мягкий баритон на кухне звучал как-то по-особенному уютно. – Ирландское, по скотскому рецепту. Я сам не пробовал, я вегетарианец. Но вам понравится.

– На вашем стакане кровь. – Теперь Ди почувствовал и запах.

– Ох, извините, прошу прощения. Это все десны. – Ира Эрих сполз со стула и проковылял к мойке. – Я что-то неважно себя чувствую последнее время.

"Это тело устало". Да. Отлично. И что теперь делать? Ди так близок к разгадке, а тот, у кого, кажется, находятся ключи не только от флигеля, видите ли, "изношен и стих". И… что?… Лечить его?… Искать другое тело?

Он кое-как закончил ужин и, наказав донне Лючии отправляться спать, подхватил со стола письма. Нет нужды переходить в библиотеку, здесь достаточно света и места. Ди приглушил лампы и погрузился в чтение.

Рассвет застал его там же, на кухне. Но теперь Ди возлежал в притащенном из гостиной кресле, положив голову на один подлокотник и перекинув длинные ноги через другой. Перевязанная черно-оранжевой полосатой ленточкой пачка конвертов валялась рядом на полу. Разочарование оказалось до такой степени сильным, что Ди не находил в себе желания шевелиться, не говоря уже о том, чтобы подняться на второй этаж и улечься в кровать.

Пепельная роза впилась шипами ему в сердце, обняла жгучими листьями и не желала выпускать. Как же беспощадно холоден аметист…