Джон Скальци - Бригады призраков

– Не сознавать собственное существование – я бы никак не назвал это "совершенством", – возразил Джаред.

– Обиняне совершенны, – настаивал Бутэн. – Они не лгут. Они прекрасно взаимодействуют между собой в рамках своего общества. Все разногласия и споры решаются в четко регламентированном порядке. Обинянам чужды зависть и месть. Они строго соблюдают моральные принципы, потому что для них моральные принципы имеют силу абсолютного закона – они заложены в них на органическом уровне. Им неведомы тщеславие и честолюбие. У них нет даже сексуального самолюбия. Все обиняне являются гермафродитами и передают друг другу генетическую информацию с такой же легкостью, с какой мы обмениваемся рукопожатиями. И они не знают, что такое страх.

– Чувство страха знакомо всем живым существам, – возразил Джаред. – Даже тем, у кого нет сознания.

– Не совсем так, – поправил его Бутэн. – Все живые существа обладают инстинктом самосохранения. Это чувство похоже на страх, но это не одно и то же. Страх – это не стремление избежать боли и смерти.

Корни страха в сознании, что тот, кого ты олицетворяешь собой, перестанет существовать. Страх определяется сознанием. А обинянам это чуждо. Вот почему они никогда не сдаются в плен. Вот почему они никогда не берут пленных. И вот почему Союз колоний их боится. Потому что обинян невозможно напугать. Какое же это замечательное качество! Оно настолько ценное, что, если мне когда-либо снова поручат создавать людей-солдат, я обязательно предложу лишить их сознания.

Джаред поежился. От Бутэна это не укрылось.

– Ну же, Дирак, не упорствуй. Уж ты-то никак не можешь сказать, что сознание сделало тебя счастливым. Сознание того, что ты появился на свет с какой-то целью. Сознание того, что ты обладаешь чужими воспоминаниями. Сознание того, что в своей жизни тебе лишь суждено убивать тех, на кого укажет Союз колоний. По сути дела, ты оружие, обладающее чувством собственного "я".

– Вздор!

Бутэн усмехнулся:

– Что ж, вполне справедливо. Не могу сказать, что я хотел бы быть существом, абсолютно лишенным самосознания. А поскольку ты вроде как должен быть мной, признаю, меня нисколько не удивляет, что ты полностью разделяешь мои чувства.

– Если обиняне совершенны, не могу представить, зачем им понадобился ты.

– Разумеется, потому, что сами они не считают себя совершенными, – сказал Бутэн. – Обиняне понимают, что лишены сознания, и, хотя для каждого в отдельности это не имеет особого значения, для них как вида живых существ это очень важно. Они ознакомились с моими работами – в основном посвященными проблемам переноса сознания, но также с моими ранними заметками о записи и хранении сознания. Захотели получить то, что, на их взгляд, я мог бы им дать. Очень захотели.

– И ты дал им сознание? – удивился Джаред.

– Пока что нет. Но я близок к этому. Близок настолько, что их желание превратилось в одержимость.

– Одержимость, – повторил Джаред. – Весьма сильное чувство для существ, лишенных способности чувствовать.

– Известно ли тебе, что означает слово "обин"? – вдруг спросил Бутэн. – Каково его значение в обинянском языке, от которого и произошло название всей расы?

– Нет, – признался Джаред.

– Оно означает "лишенный", – радостно склонил голову набок Бутэн. – Ты не находишь это любопытным? У большинства разумных видов, если заглянуть достаточно далеко в этимологические корни их самоназвания, получится та или иная вариация на тему "народ". Потому что каждый вид начинает со своего маленького родного мирка, убежденный в том, что является абсолютным центром вселенной. Но только не обиняне. Они с самого начала знали, кто они такие, и слово, которым они назвали себя, показывает, что им недостает чего-то, что есть у всех остальных разумных видов. Обиняне лишены сознания. По сути дела, это чуть ли не единственное описательное существительное в их языке. Ну и, конечно, "Обинур" означает "дом тех, кто лишен". Все остальное пресно, как пыль. Так, "Арист" – это всего лишь "третий спутник". Но слово "обин" очень примечательно. Представь себе, что каждая раса называла бы себя по своему самому большому недостатку. Человечеству, конечно, в таком случае следовало бы назвать себя "заносчивостью".

– Но какое обинянам дело до того, что они лишены сознания? – спросил Джаред.

– А какое дело было Еве до запрета есть плод с древа познания? – ответил вопросом на вопрос Бутэн. – Не должно было быть никакого – ан нет, поди же. Ева подверглась соблазну. Если верить во всемогущего Бога, значит, он умышленно наделил ее этим чувством, Что, на мой взгляд, с его стороны было очень грязной шуткой. У обинян нет никаких оснований желать сознание. От этого им не будет ничего хорошего. Но тем не менее они стремятся его получить. Полагаю, вполне возможно, что консу не сели в лужу, создав разум без самосознания, а, наоборот, умышленно сотворили обинян именно такими, после чего запрограммировали в них стремление к тому единственному, что им недоступно.

– Но зачем им это было нужно?

– А зачем вообще консу делают то или другое? – спросил, в свою очередь, Бутэн. – Когда ты в своих краях самый продвинутый вид, тебе можно не объясняться перед дикарями. Так и консу. Для них мы – дикари. Продолжая наше сравнение, консу можно считать всемогущим господом. Ну а обинян – бедными, неразумными Адамом и Евой.

– То есть ты – это змей-искуситель, – подхватил Джаред.

Бутэн усмехнулся, услышав это двусмысленное сравнение.

– Возможно. И возможно, дав обинянам то, чего они хотят, я изгоню их из того рая, где они обитают, лишенные сознания. Ну да ничего, они это как-нибудь переживут. А я тем временем получу от них, что нужно мне. Получу войну, которая положит конец Союзу колоний.

"Дерево", на котором остановили выбор трое десантников, имело больше десяти метров в высоту и около метра в диаметре. Поверхность ствола была покрыта бороздками в коре, по которым во время дождя вода поступала к внутренним тканям. Через каждые три метра из более глубоких бороздок торчали растущие по кругу гибкие плети и тонкие ветки, чей размах уменьшался по мере удаления от поверхности земли. Саган, Сиборг и Харви долго смотрели, как ветер раскачивает дерево.

– Такой легкий ветерок, а дерево качается сильно, – наконец заметила Саган.

– Наверное, наверху сила ветра больше, – предположил Харви.

– Если и больше, то ненамного, – возразила Саган. – Высота дерева всего около десяти метров.

– Может быть, оно внутри полое, – предположил Сиборг. – Как деревья на Фениксе. Когда мы с Дираком лезли по ним, приходилось постоянно следить за тем, на что наступаешь. Деревья родом с Феникса на вид крепкие, но не всегда выдерживали вес тела.