Константин Соловьёв - Господин мертвец

Тиммерман склонил голову.

- Жаль Курта, господин унтер. Он был хороший боец.

- Пусть Госпожа будет милостива к нему.

Больше они ничего сказать не могли. Каждому мертвецу рано или поздно суждено закончить свой путь. Со временем к этому начинаешь относиться иначе, нежели к обычной смерти. Но все равно ощущаешь легкую печаль, когда рядом с тобой образуется пустота, прежде занимаемая кем-то, к кому ты успел привыкнуть. Пустота сродни воронке от снаряда. Со временем вся твоя память оказывается подобием нейтральной полосы, усеянной подобными воронками, и за каждой из них – чье-то имя, чье-то лицо…

- Ты один?

Пулеметчик мотнул головой.

- Со мной еще трое. Эй, «Висельники», выходи, свои!

Следом за Тиммерманом показались еще трое. Понятно, почему сразу не вышли – подозревали ловушку.

Когда имеешь дело с французами, никогда не поручишься, что те играют без грязных трюков, до которых они большие мастера. Пожалуй, лучше предупредить ребят фон Мердера после штурма, чтоб держали ухо востро даже после того, как последний француз бросит винтовку. Наверняка, укрепрайон таит в себе множество сюрпризов. Метиловый спирт в баках и флягах, отравленные консервы, похлебка с толченым стеклом, заминированные склады боеприпасов… К этому они вернутся позже. Сейчас у них впереди опасности посерьезней. Например, фойрмейстеры, если, конечно, они здесь есть, в чем Дирк уже сомневался.

Двух «Висельников», державшихся рядом с Тиммерманом, он определил по номерам – молодой Штейн, наблюдатель из пулеметного отделения, и старый Шперлинг. Третьего узнал по походке – мертвец двигался странным манером, немного раскачиваясь, точно навеселе, прихрамывая на обе ноги и поводя плечами. Подобная разболтанная походка выглядела странно для давно мертвого солдата, но позволяла сразу узнать ее обладателя – Карла Варгу из четвертого отделения.

Кажется, судьба наконец улыбнулась «листьям». Встреча была неожиданной, но от того не менее приятной. Штейн – отличный наблюдатель, зоркий и терпеливый, в Чумной Легион призван всего два или три месяца назад. Сетчатка глаз почти в идеальном состоянии, ничуть не тронута некротическими процессами. Нехватку опыта он восполнял сдержанностью и высокой дисциплинированностью – качества, не лишние даже в траншейной мясорубке.

Шперлинг же, напротив, был самым старым бойцом «Веселых Висельников», даже старше самого ефрейтора Мерца. В обычной пехотной части это автоматически делало бы его первым подспорьем командира и самым опытным солдатом взвода. Но у мертвецов свои законы. Каждый месяц, каждый день, который тоттмейстер отвоевывает у Смерти, не проходит для мертвеца даром. Процессы гниения и разложения, начавшиеся в его теле с того момента, как перестает биться сердце, могут быть сдержаны. Но даже самый величайший магильер Ордена никогда не сможет их остановить. Мертвая плоть подвержена распаду, и сама Госпожа не может противиться этому факту. Есть вещи, которые заложены в саму природу человека.

Шперлинг воевал уже давно, очень давно. Он сам не помнил, в каком году вступил в Чумной Легион и кроме этого не помнил и многих прочих вещей. Он не мог сказать, где родился и где прежде служил. Из его памяти стерлись почти все детали, относящиеся к его прошлой жизни. Молодые «Висельники» смеялись, когда Шперлинг не мог назвать имени кайзера или вдруг забывал, ради какой страны он сидит безвылазно во фландрийской грязи. Некоторые злоязыкие мертвецы уверяли, что если бедолага случайно забредет в расположение французских частей, то уверится в том, что находится здесь по воле Пуанкаре и Клемансо [50] Раймон Пуанкаре, Жорж Клемансо – французские президент и премьер-министр периода Первой Мировой войны. , а бьется под сине-бело-красным флагом, защищая Третью Республику. В последнее время и кратковременная память стала отказывать Шперлингу. Он еще помнил, кто он, узнавал своих командиров и сослуживцев, но Дирк понимал, что это состояние не продлится очень долго. Скоро некроз, подтачивающий его мозг, устроит себе последнее пиршество, разрывая хрупкие нервные волокна, чья связь пока еще составляла личность Фрица Шперлинга. И тогда его придется комиссовать, упокоив в земле с заслуженными почестями.

Выглядел старый «Висельник» не лучше. Запах, который издавало его рассыхающееся тело, пробирался сквозь доспехи. Неприятный запах умирающей плоти, тошнотворно-сладковатый, густой. Когда Шперлинг снимал шлем, можно было различить на его лице неровные контуры трупных пятен, пока слабые, но хорошо видимые. Кожа казалась сухой как старый пергамент, и туго натянутой, а глаза были похожи на старый полупрозрачный янтарь. Шперлинг имел обыкновение бессмысленно смотреть в лицо собеседнику, когда к нему кто-то обращался, и молча шевелить губами, машинально повторяя слова. Рассудок его угасал, и с каждым днем все быстрее. В какой-то момент он просто забудет, как наносить удар, или же ему откажет даже примитивная моторика. Дирк ощущал некоторую неловкость в обществе Шперлинга. Ему неприятно было смотреть на этого разваливающегося на ходу мертвеца, пусть даже за судьбу его отвечал тоттмейстер Бергер, а не он. Было что-то отвратительное в том, чтобы использовать человеческое тело до тех пор, пока оно хоть как-то может проявить свою полезность, не замечая при этом его беспомощности и уродства. Так скупой хозяин держит дома старую мебель, подгнившую и скрипящую.

Лучше погибнуть в бою, пусть даже таким неприятным образом как Жареный Курт, чем тянуть бессмысленное существование подобно Шперлингу. По крайней мере, для себя Дирк выбрал бы любую другую судьбу. Он с сожалением вспомнил Мерца. Тот держался пока лучше Шперлинга, но следы слишком явственны, чтоб их не замечать. Пройдет время, и Мерц перестанет управлять своим отделением. Значит, нужна будет замена. Кто-то на его место. Кто-то достаточно опытный и умелый, чтоб принять на себя четвертое отделение «листьев». В связи с выходом на заслуженную пенсию предыдущего командира… Дирк прогнал эту мысль – сейчас не стоило думать о подобном.

Карл Варга из четвертого отделения был Дирку неприятен, как и многим другим «Висельникам». Но здесь было что-то безотчетное, что-то, что едва ли можно облечь в слова. Варга был неплохим бойцом, проверенным и умелым. Но редко кто горел желанием оказаться с ним в одном штурмовом отряде. Варга был хорватом, и по-немецки говорил с выраженным акцентом, в его речи слова слипались друг с другом, приобретая звонкие грохочущие окончания, а ударения сыпались самым непредсказуемым образом. Лицо Варги, по-славянски широкое, с горбатым носом и мощным подбородком, можно было бы назвать даже располагающим, но постоянно блуждающая по нему сонная улыбка отчего-то портила его. Варга всегда улыбался, поэтому улыбка была непременной частью его лица, как и рассеянный взгляд, вечно устремленный в пустоту, как бы рассеивающийся в воздухе в нескольких сантиметрах от глаз собеседника. Варга безропотно выполнял команды, вел себя безукоризненно и никогда не возражал. Он был аккуратен, собран, неприхотлив в быту и грозен в бою – образцовый боец Чумного Легиона. Но его и прочих «Висельников» разделяла зона разреженного воздуха вроде той, что отделяла мертвецов тоттмейстера от обычных пехотинцев.