Дмитрий Старицкий - Оружейный барон

— А добровольчество оформить можно как-нибудь? — спросил он с надеждой.

— Попробую, — ответил я. — Но пока ничего не обещаю. Там же медкомиссия о-го-го…

Утром, приняв от фельдфебеля Эллпе обоз со стреляными гильзами, написал ему записку для кассира завода о приеме полутора тонн латунного лома, извинился, что не могу уделить ему должного внимания, и помчался с завода в депо.

Неплохой бизнес образовался, который я бы клювом прощелкал, если бы Эллпе сам не подкатил ко мне с таким предложением, видя, как мы на испытаниях пулемета патроны изводим ящиками, а потом гильзы собираем. Оказалось, что стреляные винтовочные гильзы никто не учитывал на полигоне как материальную ценность. Патроны на стрельбы списали, и все. Стреляные гильзы с рубежа собрали и сложили в кучу за артскладами, чтоб под ногами не путались и начальству глаза не мозолили.

Фельдфебель предложил мне половину от рыночной цены цветного лома и самовывоз. Я сделал встречное предложение — треть цены металлолома плачу сразу наличными по доставке на литейку моего патронного завода, и налоговый департамент об этих деньгах ничего не знает. Вот он и возит по паре тонн на телегах своих крестьянок каждую неделю. Если считать наш выпуск пистолетных патронов, то нам годами накопленного на полигоне лома надолго хватит.

Жаль, что снарядные гильзы артиллеристы обратно забирают на переснаряжение. Там металла намного больше.

В депо меня встретил полный кипеш, гвалт, стук пневматических молотов, звяк гаечных ключей, громкая ругань пролетариата и не отстающие от них в витиеватости окрики инженерной интеллигенции. Все носятся как наскипидаренные, солдатиков с экипажа бронепоезда припахали к переноске тяжестей и уборке территории, хотя эти авгиевы конюшни быстро в порядок не привести. Завод он и есть завод, особенно такой, на котором постоянно образуется стружка, окалина, обрезки и опилки металла, масляные лужи.

Увечный шпальный шушпанцер мало того что давно восстановили в депо, так и еще один подобный сваяли в инициативном порядке, пока на основном производстве простаивали в поисках новаторских инженерных решений. Полевые орудия на колесах с них убрали, и теперь на оконечностях «броневагонов» стояли старые бронзовые трехдюймовки на тумбовых лафетах в казематах с горизонтальным поворотом бронированной полукруглой шторки на 75 градусов в любую сторону от оси. И стал эрзац-бронепоезд похож на БеПо «Хунхуз» времен Первой мировой войны моего мира. Осталось только модернизированные гатлинги в боковых амбразурах поставить — и в путь. По одной револьверной 37-миллиметровой пушке уже стоит с каждого борта — морячки поделились противоминным калибром, который уже показал свою слабую эффективность на морях. Фактически это тот же пятиствольный гатлинг большего калибра. Ну хоть какое-то усиление бортового огня.

Очень короткие БеПо получились — паровоз и всего два эрзац-броневагона. Командный пункт на тендере. Паровозы в них блиндированы 15-, 20- и 30-миллиметровым котловым металлом — на них тренировались клепать бронелисты по новой методике.

О да… Паровой ручной пневмомолот мы тут-таки сделали. Спасибо Вахрумке и Дубчику за патент. Фактически тот же шахтерский отбойный молоток, только насадка другая и режим работы.

Прикомандированные к депо моряки во главе с техником-мичманом, изощренно по-матросски матерясь, пятый раз со звоном долбят поворотный механизм гаубичных башен. Что-то у них там не то выходит. Если с малыми пулеметными башнями все в порядке уже, да и пушки в своих башнях себя ведут достойно, то башни для гаубиц, требующих большого угла возвышения ствола, на высоких градусах выстрела заклинивает, хотя казалось бы…

Вот и сейчас облепили они скелетный испытательный вагон, подняли на козловом кране башню с гаубицей и что-то доказывают друг другу, не стесняясь в выражениях. На вид и не понять, кто тут матрос, а кто офицер — все в грязных спецовках и чумазые, все одинаково матерятся.

— Чем порадуете, мичман? — окрикнул я его.

— Баста, — бросил он своим матросам. — Перекур.

Мичман ловко спрыгнул со стального скелета, изображающего подбашенное пространство, и извинился.

— Руки не подаю, лейтенант, извините — грязные, — это он вместо приветствия мне. — Но рад вас видеть. Вопросы накопились.

И стал неторопливо набивать свою короткую трубку.

— В чем проблемы? — спросил я из вежливости, все равно он их на меня обрушит, как раскурит.

— Да вот… только с полигона… — Мичман нервно затягивался дымом. — Опять механизм поворота заклинивает при стрельбе на углах больше тридцати градусов. Особенно когда гаубицы стреляют залпом. Я уже не знаю, что и придумать.

— Что, совсем никаких мыслей нет? Вы же специалист в этом деле.

Мичман кивнул головой в подтверждение того, что специалист, и выдал:

— Да… только на кораблях башни крутит гидравлика, а тут матрос надрывается, ручку вертит… Разносить надо эти башни по разным вагонам, каркас массивней делать. А тут или в шестьдесят тонн укладывайся общего веса с людьми, пулеметами, патронами, снарядами и прочим имуществом, или калибр гаубицы снижай, — жаловался он. — Только толку от этого не будет. Такие вот дела… Проще нам пушки заменить.

— А если поставить только по одной гаубице на вагон, тогда веса хватит? — спросил я, припомнив фотографии немецких броневагонов времен Великой Отечественной войны с одной длинноствольной танковой башней. Правда, они были для борьбы с советскими танками заточены. Танк, как показала Вторая мировая война, — основной уничтожитель бронепоездов после пикирующих бомбардировщиков.

— Надо считать… — ответил мичман задумчиво, окутываясь клубами дыма. — Башня большая… Больше пушечных… И лобовой лист у нее с приличным скосом, чтобы обеспечить эти самые высокие градусы подъема ствола. При горизонтальном положении ствол уравновешивает башню, а вот стоит его задрать… Боюсь, чтобы нормально башню уравновесить, надо броневой лист маски существенно увеличивать… Но если подбашенный каземат сделать из толстого железобетона, то мы сможем поставить на погон лист металла потолще. Кольцевую опору усилить. А в боковых пределах устроить зарядные кубрики со стеллажами… Может получиться… Но мест для пулеметов тогда уже не останется.

— А что с высотой вагона будет? — спросил я.

Высота меня очень волновала: бронепоезд для вражеской артиллерии — цель большая. Любое ее уменьшение — благо. И одновременное уменьшение веса всей конструкции. Но сейчас у нас паровоз четыре метра ростом. Так что идея такого рельсового танка имеет место быть, вот если бы еще мотор туда впихнуть… Но об этом пока можно только мечтать.