Константин Калбазов - Партизан

Прошло девять минут. Каждый раз перед делом вся группа обязательно сверяет часы и выставляет их до секунды. Так что у него осталась минута, нужно приготовиться. Максим приник к прицелу винтовки, и оптика исправно приблизила цель. Конечно, ночью видимость не очень, но для точного выстрела с расстояния в сотню метров вполне приемлемо.

– Фрол, минута.

– Понял, – отозвался товарищ.

У него тоже «манлихер» с оптикой, через которую он сейчас всматривается в свою цель. В каждую группу входят по два снайпера, прошедших тщательный отбор. В основном стараются брать охотников, но совсем не обязательно. Взять хотя бы Максима. Смешно сказать, но он за всю предыдущую жизнь ни разу не видел огнестрельного оружия. Разве только у их околоточного был большой револьвер, с которым он не расставался. Но тот все время был в кобуре, и максимум, что мог увидеть парень, – это часть рукояти с колечком, к которому крепился рев-шнур. А в армии выяснилось, что у него прямо-таки талант к стрельбе.

– Твой правый, мой левый, – распорядился Максим.

– Принял, – отозвался напарник.

Взгляд на часы. Еще несколько секунд. Оно, конечно, секунда в секунду не получится. Но хотя бы так, чтобы разрыв был самым минимальным. Пора. Обратный отсчет.

– Пять, четыре, три, два, один.

Два легких хлопка прозвучали практически одновременно. Часовые на вышке только дернули головами и тут же попадали на пол, как безвольные куклы. Один из них едва не свалился, но все же удержался, свесив только руку и ногу. А вот его карабин грянулся о землю, заставив двоих часовых у ворот оглянуться на шум. Правда предпринять они уже ничего не успели, потому что повалились, как снопы. Снайперы не слышали даже хлопков, потому как «наганы» с глушителями не идут ни в какое сравнение с «манлихерами».

Винтовки уже перезаряжены, и взгляд выискивает новые цели. Однако все уже кончено. Двое часовых на противоположной от ворот стороне также уже лежат бездыханные. А нечего нарушать устав гарнизонной и караульной службы. Там же кровью написано, что запрещается часовому. А несли бы службу как положено, еще и неизвестно, как бы все обернулось.

Конечно, партизаны проходят хорошую школу, и бесшумное оружие позволяет убирать часовых со значительного расстояния. Но с некоторых пор подходы к складам изобилуют малозаметными заграждениями, ловушками, и даже мины встречаются.

Угу. Австрияки и германцы совсем не дураки и с легкостью смогли повторить новинку русских. Да и вообще сегодня минами засеяно чуть не все пространство перед позициями. Еще бы. Уже почитай год, как фронт замер на одном месте, не двигаясь ни вперед, ни назад. Так что успели нашпиговать передовую до предела. Ну и для охраны складских объектов их используют. А почему нет, если получается так сердито?

Партизаны не бестелесные духи, и преодолеть все это нагромождение, не издав ни единого звука, просто неспособны. Если бы часовые внимательно несли службу на своих постах, глядишь, и заметили бы кого. Тут ведь много не надо, только шумни, хоть крикни, хоть стрельни, и все, противник постарается тут же убраться восвояси.

Конечно, партизаны – вояки не чета этим тыловым крысам. В том, что группа в состоянии разобраться с полуротой доходяг, обслуживающих этот склад, Максим не сомневался. Но ведь и сами они могут понести потери. А потом на стрельбу могут пожаловать те, кого ну никак не назовешь неумехами в военном деле. Германцы, так те и вовсе создали специальные части для борьбы с партизанскими отрядами. Мало того, кавалерия не отсиживается по местам дислокации, все время патрулирует прифронтовую полосу.

Словом, тактика партизан – в соблюдении тишины. Чуть только поднялся шум, все, пора уходить. Потому что очень скоро начнется загонная охота, а тогда только держись. Зайцу, и тому приходится куда легче, когда по его следу идет лисица, потому что она охотится в одиночку. Здесь же будут обкладывать со всех сторон.

Убедившись, что с часовыми разобрались, Максим перевел прицел на блиндажи личного состава, их два. Сейчас парни пробираются к складам боеприпасов с адскими машинками в руках. И появление посторонних во дворе артиллерийского парка им вовсе не улыбается. Вот он за этим и присмотрит. Фрол держит офицерский блиндаж.

В томительном ожидании проходит пять минут, пока наконец не звучит условный сигнал. Порядок. Его товарищи сделали свое дело, еще пять минут, и можно уходить к месту сбора. Ну что же, сегодня им повезло. Вообще, если адская машинка заняла свое место, это означает только одно – склад обречен. Либо выйдет время и мина взорвется, либо ее попытаются обезвредить, и тогда сработает запал на неизвлекаемость. Вынести же имущество со склада его владельцы просто не успеют.

Пара десятков тысяч снарядов уже не обрушатся на головы русских солдат. Надо ли говорить, каким уважением партизаны пользовались в войсках? Правда, теперь придется уходить из этого района со всей поспешностью. Не имеет значения, сработают их адские машинки или их сумеют каким-то образом обезвредить, во что откровенно не хотелось верить. В любом случае трупы часовых укажут на то, что где-то рядом бродят эти ненавистные русские призраки. Ну не любит их противник, что ты тут поделаешь.

Группа успела отбежать уже на пару километров, когда за спиной раздался оглушительный взрыв, от которого земля под ногами ощутимо вздрогнула. Ночь озарилась алым всполохом, вздувшимся, словно огромный шар, который тут же опал. Впрочем, на этом дело не закончилось. Вторя большому взрыву, стали раздаваться более мелкие, напоминающие канонаду массированной артподготовки.

– Ну, братцы, теперь начнется, – ухмыльнувшись в усы, вынес вердикт командир группы, старший унтер Бирюков. – Чего встали, православные? Порядок движения прежний. Бегом марш.

И то правда, изображать из себя статую сейчас совсем не ко времени. Нужно двигаться, и как можно быстрее. Ну и как можно тише и незаметнее. За ночь им придется отбежать верст на двадцать, никак не меньше. А потом еще и за день отмахать не меньше сорока. Сделав изрядный крюк, к ночи они должны выйти к линии фронта и дальше к своим.

Жизнь в партизанском отряде вольготная. В деревеньке с забавным названием Бабина на постое только их отряд, и никому другому туда ходу нет. Разве что начальству. Они прямо-таки жируют, обихоженные заботливыми бабьими руками. Живут по избам, потому и бабам отплачивают мужскими руками, где что подправить, где по хозяйству помочь, да тот же надел вспахать. А почему нет?

Но за все нужно платить. А уж за вольготную жизнь и подавно. Вот они и платят риском и постоянными нагрузками. По-настоящему ведь отдохнуть у них получается только пару дней после возвращения из боевого выхода. А потом начинаются плотные занятия по физической и боевой подготовке. Да и потери среди них не редкость. Бывает, от группы возвращается только половина, а порой так и вовсе никаких вестей.