Василий Звягинцев - Фазовый переход. Том 1. «Дебют»

– А вот сейчас узнаешь…

Несмотря на очередную вспышку страсти, ничего она ему не доказала. Такие дамы, как Сильвия или Лариса, могут ежедневно изображать с достоверностью, удовлетворившей бы самого Станиславского, женщин, до безумия истосковавшихся по мужской ласке. Другое дело, что Ирина в принципе была абсолютной однолюбкой. Когда снова сошлись после ее развода (да и замужество у нее было чисто деловое, почти формальное), она не изменяла ему ни разу, Андрей знал это совершенно точно.

Только уже приняв душ и начав одеваться к ужину, Ирина спросила Андрея, просматривающего в соседнем салоне новозеландские и австралийские газеты и журналы двухнедельной давности, – а что это за девицу в армейском камуфляже вы с собой привезли? Когда улетали, ничего подобного с вами не было… Дипломатическая представительница? Тогда почему сразу не познакомили?

Новиков вошел в гардеробную, непосредственно примыкающую к спальне и отделенную от салона нешироким коридором. Он не любил перекрикиваться из комнаты в комнату, не видя собеседника.

Ирина как раз пристегивала застежку тугого золотистого, разрисованного подобием черных орхидей чулка, поставив длинную ногу на пуфик. Андрей отвернулся, зная, что она не любит, чтобы на нее смотрели, когда она одевается, еще больше, чем на раздевающуюся.

Но это мало помогло: все три переборки и даже дверцы платяного шкафа были сплошь зеркальными, и подругу он видел во всех ракурсах в бесчисленном числе отражений.

«Гаданием со свечкой здесь хорошо заниматься, – подумал он. – Черт знает что можно увидеть, наверное».

– С девицей – это особая история. Мы, видишь ли, умыкнули у тамошнего феодала наложницу, которую он собирался перепродать или отдать на потеху своим наследничкам. Нашу, русскую. Виктор Скуратов на нее глаз положил…

– Любовь с первого взгляда? – спросила Ирина, подтягивая второй чулок. – Я ее совсем мельком заметила, даже подумала сначала, что кто-то из незнакомых офицеров, а потом сообразила. Да, выразительная женщина. Как раз для Скуратова…

– Не совсем чтобы влюбился. Больше – просто пожалел. А там – что выйдет. Или – уже вышло, только мы не знаем. Она с нами сбежала в чем была, а была чуть меньше одета, чем ты сейчас, они исподнего в неофициальной обстановке не носят. Пришлось ей камуфляж подобрать, благо рост у нее гвардейский. Офицеры над ней шефство взяли, будут выяснять, не служил ли кто на фронтах с ее отцом. Не поверишь – она из Крыма в девять лет эвакуировалась, а отец у Врангеля в арьергарде отход флота прикрывал. Так и не встретились больше… Сегодня на банкете познакомишься, Наталья и Тарханова с Ляховой обещали над ней шефство взять…

– Чего ж не поверить? – пожала загорелыми плечами Ирина. – С нами и не такое случалось. Сам говоришь – офицеры… Они откуда?

– Да так, а все равно моментами странно. Прилетели черт знает куда, на другую планету, Арканар пополам с «миром Полдня», с бароном Пампой виски пьем – и тут, пожалте, баронесса, она же девочка-белоэмигрантка…

«Любимая жена барона», когда он ее представил в ответ на просьбу Скуратова познакомить с кем-нибудь из женщин, добровольно переселившихся с Земли в «Дуггурляндию», сразу произвела на землян впечатление сильнее того, на какое они рассчитывали. Виктор всего лишь хотел задать несколько вопросов женщине, чтобы лучше представить психологию столь странных, на его взгляд, «союзов». И, наверное, подсознательно все они рассчитывали увидеть существо, чем-то похожее на русских жен йеменцев или афганцев, довольно часто эвакуируемых последнее время на Родину из очередных «горячих точек».

Друзья даже совсем не были уверены, что хозяин пойдет им навстречу. Скорее – обидится. Раз тут гаремная система, то можно предполагать, что и нравы сообразные. Да еще на самой окраине обитаемого мира.

Но ничего подобного. «Барон» благодушно кивнул, что-то крикнул в пространство, и его «последняя» из предыдущего призыва жена немедленно явилась. Была она поразительно хороша, прямо как Венера с картины Баттони «Венера и Амур». Под метр восемьдесят ростом, изумительно сложенная, с холодноватым, но идеально вычерченным лицом, в белой прозрачной хламиде, под которой не было больше ничего, она произвела должное впечатление на всех. На Андрея тоже, чего скрывать. Но особенно на Скуратова.

Это заметил даже хозяин и легко предложил «уединиться» с дамой, если она гостя взволновала.

– Она знает, как доставить мужчине всю полноту радости, – сообщил Мазввлитананга, проводя мощной дланью по талии и восхитительным, без всякой лести, округлостям, в которые она переходила.

Женщина улыбнулась, словно обычному комплименту, но в глазах у нее что-то такое мелькнуло… Нехорошее, в общем.

– Спасибо, уважаемый, мы привыкли решать свои проблемы за пределами гостеприимного дома, – ответил Скуратов максимально корректно, хотя и видно было, что сохраняет подобающий тон он с трудом. Не привык на своей благоустроенной реальности к нравам иных эпох и культур.

– А напрасно отказываетесь, – сказала вдруг женщина по-русски. – Соглашайтесь – я вам кое-что интересное расскажу. Когда еще соотечественника встречу… – и вроде как подмигнула.

Хозяин, похоже, что-то тоже уловил в ее словах, потому что вдруг довольно сильно шлепнул, даже скорее ударил женщину по месту, которое только что гладил. И бросил короткую фразу на своем малоудобопроизносимом языке. Но Виктор, кажется, понял, он с помощью блок-универсала дуггурианский «высокий» язык старательно изучал.

– Жаль, – еще раз сказала женщина, плавно шагая к двери. И вдруг коротко бросила по-испански: – «Аста ля виста. Пор ля ноче» [42] До встречи. Ночью. . Очевидно, знала, что этим языком ее повелитель не владеет.

То есть ожидаемого интервью не получилось. Зато «баронесса» действительно пришла около полуночи в комнату к Виктору какими-то тайными ходами, проложенными внутри стен, как это водилось и в европейских средневековых замках и дворцах. Дама эта, хоть и русская, оказалась из самых настоящих белоэмигрантов «первой волны», девочкой вывезенная из Крыма, и разыскал ее Мазвлитананга в довоенном, перед второй мировой, Париже, где она не то чтобы очень бедствовала, но и жизненных перспектив не видела. Замуж богатые французы не зовут, за русского голодранца выходить смысла нет. Лет до тридцати пяти она еще будет котироваться как актриса кабаре и «содержанка на коротких контрактах», а дальше? Понятно, что предложенный умопомрачительным красавцем вариант ее устроил. И прожила она здесь восемь лет, ни о чем не жалея, потому что еще одной мировой войны и послевоенной разрухи она бы не выдержала.

– То есть как это? – оторопел Скуратов. – Вы жили в царской России и эмиграции? – Он к идее скачков между временами и реальностями только-только начал привыкать и до сих пор относился как современники Пушкина к поездкам по Царскосельской железной дороге.