Илья Конобеев - Мертвецы[авторский текст, зконченный вариант]

Карпат, в ужасе, вскочил и бросился назад, надеясь добраться до двери со спасительным прожектором за ней.

— Стой, Андрюша, стой, разобьёшься! — гнался за ним нежный женский крик. Карпат спотыкался, разбивая в кровь руки и лицо, но поднимался и продолжал бежать. А отовсюду доносился детский смех, звонкий, и настолько знакомый, что слёзы сами наворачивались на бесполезные в такой тьме глаза. Прямо перед бывшим отмычкой, слепя и обжигая, вспыхнуло, плотной стеной, пламя. Карпат упал на пятую точку и, перевернувшись, пополз в противоположную сторону, но упёрся головой в чьи–то ноги. Взгляд сам пополз вверх.

Всю жизнь Карпат пытался стереть из памяти те далёкие, детские образы знакомых, родных людей, но судьба была беспощадна. Прямо перед, трясущимся от страха и обливающемся слезами, Карпатом, стояла его мать и старший братик… Их лица с нежностью смотрели вниз, на сломленного, почти в голос рыдающего, от давнего горя и нынешней безысходности, человека…

— Простите! — провыл Андрей и рухнул в мольбе, — Простите, я не хотел, я не знал!!!

Бывший отмычка взвыл и зарыдал. Беспощадные картины прошлого вырвались из его сознания и вновь предстали перед ним ломанным, хаотичным спектаклем. Сквозь слёзы Андрей видел как, объятая пламенем, скукоживается и покрывается тонкими трещинами кожа его матери и брата. Вскочив с пола, он попытался вытащить родных из стихии, но руки проходили сквозь обжигающее пламя морока и бестелесные миражи матери и братика. Он понимал, что не может их спасти, понимал, что их давным–давно нет на этом свете, но он продолжал ловить руками языки пламени, продолжал игнорировать его жар, продолжал беспомощно, навзрыд, выть.

Андрей с трудом шагал в темноте, казалось, бесконечного туннеля. До крови обгоревшие руки, не чувствующие ничего кроме боли, беспомощно ползли по стене. Слёзы уже перестали стекать по, обезображенному пламенем, лицу бывшего отмычки. Беспомощные завывания хрипами вырывались из его горла. Перед единственным зрячим глазом проносились отрывки воспоминания далёкой осенней ночи, когда его мать и старший братик погибли в огне пожара. Пожара, который устроил он сам. Андрей уже забыл, что хотел пожелать, ему уже было всё равно, душа опустела и желала лишь одного… Споткнувшись и упав, человек замер, будто смирившись со своим новым положением, но яркий свет, где–то впереди, заставил его подняться…

Туннель закончился стеной. Переливаясь лазурью, бликуя и светясь, она была похожа на поверхность воды. От неё тянуло теплом, и она источала лёгкий, нежный аромат, а каждый новый перелив сопровождался протяжным, непередаваемо прекрасным звоном. Но ничего этого Андрей не замечал. Ему было всё равно… Случайная мысль, возникшая в опустошённой голове Андрея, покатилась куда–то и вскоре из неё выросла просьба, нет, желание. Подняв изуродованные руки и положив их на вибрирующую поверхность стены, бывший отмычка с трудом загадал:

— Я желаю…

Казалось, что Хмурого ничего не беспокоит. Казалось, что он и в одиночку готов прорываться через сотни фанатиков к неясной и, определённо, не оправдывающей себя, цели. Казалось, что даже вся армия Ада не способна его остановить. Сейчас, мерно вышагивая по опушке облезлого леса, он был подобен ледоколу пробивающему путь в лучшее будущее. Но так ли это на самом деле. Боится ли он грядущего? Все ли шаги он просчитал?

Тигр отвлёкся от раздумий и повернул взгляд к лесу. Избавившись в «Мечте» от тяжёлой ноши из форм для отливки бронепластин, ему стало намного легче думать на ходу. Вся затея с походом в Припять, ясное дело, была рисковой, но с учётом одного обстоятельства, она становилась самоубийственной. Ведь там, чуть менее чем в пятнадцати сотнях метров впереди, возвышались стальные башни–излучатели знаменитого «Выжигателя мозгов», мимо которого, по рассказам многих, никто не проходил без «обильного мозгоусыхания». Но и Хмурый, и Муромец, и многие в недавно посещённом баре, кажется, знали свои лазейки.

— Стоим, привал, — сообщил Хмурый после пяти минутного оглядывания окрестностей в бинокль.

Возражать ни Тигр, ни Слон и не собирались. За километровый марш–бросок через ухабистое поле оба изрядно устали. Скинув рюкзаки, полные амуниции, на землю каждый достал по сухому пайку и, не тратя попусту время, стал их уничтожать. Хмурый же продолжил исследование местности.

Привал затянулся. Тигр успел не только поглотить всё содержимое армейского рациона, но, так же, частично его переварить и избавиться от счастливого, сытого ощущения, что приходит после плотного завтрака и теперь он тратил время на бесцельное разглядывание командира. Напряжённый, как тетива перед выстрелом, он не отрывал взгляда от леса. Руки, по обыкновению, были готовы к решительным действиям. Опущенный капюшон и полог плаща дёргались от порывов непредсказуемого ветра. Добавить шляпу с широкими полями и образ ковбоя на дуэли будет завершён.

Хмурый чего–то ждал, и что–то его беспокоило, и это беспокойство постепенно распространялось и на его отмычек. Слон перестал возиться со своим противогазом и замер, вслушиваясь в окружение, а Тигр не выпускал из рук отполированный до блеска, сраняжённый разрывными патронами и подствольным гранатомётом, Абакан. Бывший наёмный работник Че, а теперь планируемый спаситель своего работодателя, нутром чуял, что за ним следят. И чувство не пропадало, а медленно, но верно, разрасталось, обретало формы паники и могло превратиться в неё в любую секунду.

— Я вас вижу, — И Тигр и Слон вздрогнули от неожиданности и обернулись, но сзади никого не было.

Вскочив с насиженных мест и уткнув приклады автоматов в плечи, отмычки стали кружить на месте, пытаясь заметить потенциального противника, но вокруг было лишь пожухлое поле да опушка облезлого, мёртвого леса.

— Спокойно, это свой, — Хмурый снизошёл до успокоений, но поверить ему было трудно — обычно, существ с пси–способностями на называют «своими».

— Я вижу вас, — повторил загадочный тихий голос. Хмурый знаком приказал опустить оружие, и отмычки, пусть и с неохотой, но повиновались.

— Большой, помнишь меня?! — крикнул командир отряда к лес.

— Большо–ой, — как бы пробуя это слово на вкус, протянул голос, звучащий из ниоткуда, — Большой помнит тебя.

— Большой, знаешь что я хочу?! — задал Хмурый новый вопрос лесу.

— Большой не знает.

— А если так?! — Командир отряда поднял с земли мешок для артефактов, открыл его и вытащив из него «Корень» показал его лесу.

— О–о–о… Большой видит. Большой хочет его, дай его! — голос загадочного, но вполне предсказуемого, собеседника избавился от лёгкой хрипоты и стал заметно громче.