Василий Баранов - Хромой бог

— Вы поливать не забывайте. А то засохнет. — Посоветовала Мария.

— Полью. А как часто? Я с цветами не очень. Могу от усердия и залить.

— Земля подсохнет, польете. Рукой пощупаете, сразу определите. — Отчего мужчины таких простых вещей не знают.

— Так и сделаю. Спасибо.

— Роман Алексеевич. — Маша собиралась с духом. Сейчас попросит.

— Чего?

— Вы… вы можете сделать меня красавицей? — Маша выдохнула из себя просьбу. Понимала, говорит глупость, но не могла сдержаться.

— Не понял. — Просто сказка на детском утреннике.

— Лицо. Вы же ведете, какая я. Хоть чуть получше. — Маша почти пищала от стыда и смущения.

— Зачем тебе. Ты и так хороша собой. — Чего только не удумают девки. Морду огурцами обклеивать на ночь, утром цветными мелками раскрашивать. От безделья это.

— Как зачем. — Она замолкла, потом брякнула. — Я замуж хочу.

— Чего?

— Ну, как другие. Нет в этом ничего плохого. — Извинялась Мария.

— Ты знаешь, что женское счастье, оно не долгое. — Как им объяснить, муж не только счастье, но и ноша тяжкая.

— Хоть день, да мой. Хоть узнать, что это такое. — Это она из упрямства. А что? Другим можно, а ей старой девой оставаться?

— Ой, Машка. Не знаю, кто и что тебе наговорил. Совсем сдурела.

— Я ничего не пожалею. Зарплату вам отдам. У меня под отчетом спирт есть, хотите?

— Не нужен мне спирт. У самого есть.

— Я, как эти ребята из тринадцатой палаты, я душу могу заложить. Только помогите. — Это было уже отчаяние.

— Одурела! — Роман представил, какие разговоры идут про него.

— Все говорят, вы колдун. По ночам черную мессу правите. Пожалуйста. Я на все готова. — На глазах Маши выступили слезы.

— Что с тобой делать. Придется рассчитываться мне за цветочек аленький. Аксаков для меня писал. Хочешь цветочек, расплата последует. Семь бед, один ответ. Подымайся. Иди за шкаф, умойся. После этим полотенцем, — Роман протянул Маше полотенце, что лежало на полке, — лицо оботри досуха. Но гляди у меня, умывайся с закрытыми глазами. Пока лицо этим полотенцем не оботрешь, в зеркало смотреть нельзя. Сам темный хозяин на тебя глядеть будет, если взглядом с ним встретишься, не только душу заберет, с собой в зазеркалье утащит. В ад, то есть. Верну твой нормальный вид. Но, гляди, обратно захочешь личину надеть, не проси, не помогу. — Если девчонка хочет сказки, пусть получит. Очистить кожу он мог и так. Наболтал, что б интереснее было девчонке.

— Ой, Роман Алексеевич. Только сделайте. — Маша ждала чуда.

— Иди тогда. Водой омойся. — Ромка корчил из себя ведьмака.

Мария заскочила за шкаф. Сердце трепыхалось в груди. Сама не верила, как решилась на такое. Закрыла глаза, начала умываться. После тщательно вытирала лицо. Не отнимая полотенца от лица, вышла:

— Роман Алексеевич, а теперь можно глаза открыть?

— Если все выполнила, как велел, можно. Иди, смотрись.

Мария отвела руки с полотенцем от лица и бросилась к зеркалу. Ног под собой не чувствовала.

— Вау! Ой! — Кричала она, рассматривая свое лицо в зеркале.

— Чего там? — Роман старался сохранять серьезность. Обряд колдовской — это вам не шутка.

— Роман! — Она выпорхнула из-за шкафа и бросилась на шею к Ромке. — Спасибо, Роман Алексеевич. Какой красавице вы меня сделали.

Мария была готова и плакать, и смеяться.

— Ну, чего! Говорил, не делай добра, не получишь зла. Выскочила и давай первому попавшемуся мужику, то есть мне, на шею вешаться.

— Я не вешаюсь. Вы посмотрите, Роман Алексеевич. Какая я стала. — Маша не моглда прийти в себя от счастья.

— Как надо, такой и стала. — Ромка думал. Именно так должен разговаривать настоящий ведьмак.

— Вы на лицо посмотрите. Все исчезло. Так в лучшей пластической хирургии не сделают. За бешенные деньги. Мне бы никогда столько не заработать, что б туда попасть. И кожа какая стала. Так никакой крем, ни какая операция. А вы за один раз.

— Вот и иди, ищи себе жениха. Счастья ей подавай. — Роман ворчал, как старый дед. А сколько ему лет на самом деле? Ровесник вселенной. А может вселенная, в которой он находится, ему в правнучки годится. Он не знает времени. Оно не существует для него. То, что помнят другие его воплощения, он воспринимает, как свою жизнь.

— И найду. — Маша была уверенна, ее судьба изменится.

— Иди. Душу береги. Никому не отдавай. — Посоветовал Роман.

Маша выскользнула из комнаты и новой, теперь уверенной походкой пошла по больничному коридору.

Роман стоял у окна своего кабинета. Смотрел на улицу. То ли воспоминания, то ли другая реальность ворвалась в сознание. Легким звоном. Он увидел того мальчишку, Даньку. Лежит на сундуке в каюте капитана Свена. Умаялся после тренировки. Фехтовальщики чертовы. Так парень загнется раньше срока. Нельзя оставлять этого так. Роман шагнул сквозь реальности, вошел в дрему Даньки. Мгновение, они начали тренировочный бой. Данька. Ты и не подозреваешь, как тебе повезло. В лице Романа сама Извечная Сущность дает тебе уроки мастерства. Каждый звон клинков оживет в тебе. Потаенные уголки человеческого мозга открываются. Ты получаешь доступ к запретным уголкам сознания. Бой закончен. Данька уплывает в свои сны. Роман возвращается из потока воспоминаний своего прошлого воплощения. Он снова стоит у окна в своем кабинете.

Мария Николаевна вылезла из троллейбуса. Тот захлопнул за ней двери. Она постояла, озираясь по сторонам. Перекинула котомки через плечо, в оставшиеся вцепилась руками и пошла. Она часто останавливалась, что б передохнуть и собраться с мыслями. Она хотела выполнить обещание данное мужу, Николаю, не плакать, быть сильной. Но это не получалось. Слезы текли по щекам.

Я должна, должна. Толика бы не расстраивать. Ему и так тяжело. — Крутилось в голове. Ей указали, как пройти в хирургию. Вошла в холл. Тут лежит ее сыночек, ее мальчик. Забралась на третий этаж. Отыскала палату. Остановилась у дверей. Номер какой нехороший. Тринадцать. Не счастливый. Открыла дверь, вошла. Ее Толик и второй парень сидели на своих постелях, разговаривали и смеялись.

— Что, Алексей, здорово Роман нас за один прием вылечил. Без него пропали бы. Как заново родились. Приеду домой к мамке…

— Толя! — Мать сбросила сумки и бросилась к сыну.

— Мама! — Анатолий приподнялся навстречу матери.

Она обняла его. Заплакала.

— Толя. Толечка мой. — Обнимала его плечи, голову. Руки ее дрожали, от слез ничего не видела.

— Что ты, мама. — Толя обнимал мать, пытался ее успокоить. Господи, мама рядом. Все позади. Все будет хорошо.

— Я к тебе. Нам сказали, ты совсем плох. Ноги будут отнимать. — Слезы. Будто в ней были реки слез. Вновь полились из глаз. Одна мысль, что ее сыну причинят такую боль, что он станет калекой разрывали сердце.