Владимир Прасолов - По следу «Аненербе». Вангол-3

– Лето круглый год – это как? А весна, осень, а зима?

– Нет, конечно, и там есть и весна, и осень, и зима, только мороза там совсем не бывает, а значит, и снега. Тепло там во все времена года. Растения вечнозеленые, пальмы, кипарисы…

– Ты что, там был?

– Был. В Испании, воевал. Выполнял интернациональный долг, а если попросту, бил фашистов, помогая народу другой страны. Я ведь военный, офицер, Кольша, старший лейтенант, командир взвода разведки… был. Ну, да это в прошлом.

– Расскажи, я никогда не слышал о войне, о дальних странах, расскажи, Пловец!

– Хорошо, Кольша. Хороший ты парень, тебе расскажу, только уговор такой – никому боле о том не расскажешь.

– Крестом клянусь.

– Верю, так вот тогда, для начала, давай по новой знакомиться, зовут меня Сергей, фамилия Лемешев. А Пловец – это погоняло лагерное, кличка. Родом я из донецких степей, там, в детстве, похоронил отца с матерью в голодные годы. Потом детдом в Сталинграде. Оттуда и ушел служить в Красную армию, учился в военном училище, потом, уже лейтенантом, попал в разведку. Увидел один начальник, как я ради интереса ножи метаю. Увидел и выдернул меня из артиллерии, куда я был направлен, в свое подразделение, а потом в разведшколу. Вот так я военным разведчиком стал.

– А что такое военный разведчик? – спросил Кольша.

Пловец несколько секунд молчал, глядя на мальчишку, а потом расхохотался. До него не сразу дошло, что почти все, о чем он рассказывал Кольше, для того было абсолютно неизвестно. Он ведь в школе не учился и книжек не читал. Он вообще не знал, что означает слово «офицер». Он не понимал, что такое армия. Даже что такое степь, он наверняка не знал, поскольку вырос вот в этой глухой тайге, в которой степей и в помине нет.

– Прости, Кольша, прости, не обижайся на мой смех. Ты, если что непонятно, сразу переспрашивай, я поясню, а то я тут тебе все рассказываю, рассказываю, а ты же и половину не понял, так?

Кольша кивнул.

– Не хочу тебя пугать, но трудно тебе придется, такому. Тут другим быть надо. Понимаешь, чтобы среди простых мирских людей жить, много нового придется тебе узнать и понять. Я не говорю принять, нет, но смириться с этим придется. А то, что сейчас в России происходит, так и подавно. Война, Кольша, война… Можно, конечно, под дурака косить, но тут я тебе не помощник.

– Не хочу я в дураках ходить. Учиться буду.

– Где ж ты учиться будешь?

– А где ты учился?

– Я в детдоме, там и школа была, но ты уже большой парень, тебя туда не возьмут. Тебя, если поймают, в лагерь отправят для несовершеннолеток, а там школа другая будет. Не, дураком оттуда ты, Кольша, не выйдешь, ты смышленый и сильный, дураки там навсегда остаются, в земле сырой. Ты оттуда, вернее всего, бандитом или вором выйдешь, вот так вот. Потому нельзя тебе им попадаться. Лучше иди к своим, в тайгу, там вы еще какое-то время поживете. Но поверь мне, недолго. Найдут вас и там. Советский Союз большой, но спрятаться в нем сейчас ой как трудно.

– Советский Союз?

– Да, Кольша, страна наша сейчас называется Союз Советских Социалистических Республик, если сокращенно, СССР или Советский Союз.

– А как же Россия?

– Россия в нем основная и самая большая республика, РСФСР называется. – И Пловец расшифровал и эту аббривиатуру.

– Ничё, я запомнил, – с трудом повторив непривычное слово про себя, сказал Кольша.

– Ну вот, процесс обучения уже пошел, – рассмеялся Пловец. – Давай перекусим, а то больно уж смачно сковородка шкварчит с рыбехами.

– Рыбу хорошо прожаривать надо, обожди еще немного, и будет готово.

Кольша наловил хариусков в ручье, и сейчас они покрывались на сковородке розовой корочкой.

После ужина Сергей много рассказывал Кольше о том, в какой стране он живет. Все, что помнил по истории России, про Октябрьскую революцию, про войну с фашистами. Хотя, если честно, про то, что происходило на фронтах, он и сам толком не знал. Но знал одно – немцев с земли родной гнать надо.

– А ты куда пойдешь? – спросил Кольша.

– Мне дорога теперь одна – на фронт. Только как туда попасть беглому зэку… В лагеря я больше не вернусь, это точно. Воевать пойду, Кольша.

– Возьми и меня с собой, вместе попробуем. Тайгой пойдем, пехом. В тайге не пропадем, я в ней как дома.

– Верю, парень, однако, Кольша, мал ты еще для войны. Хотя в Гражданскую был такой герой, Гайдар, в шестнадцать полком командовал. Тебе-то сколь?

– Четырнадцать скоро будет.

– Да? Я думал, постарше ты. Что ж, пока отсель пехом до фронта доберемся, тебе как раз шестнадцать и исполнится, только к тому времени война, наверное, закончится, Кольша.

– Что, так далеко до войны?

– Как тебе сказать, война, она сейчас по всей стране, везде люди воюют, только по-разному. А на фронте, там с оружием в руках немца бьют. Я вот газетку на курево у одного из тех, на перевале, прихватил. Здесь стихи сильные напечатаны, Илья Эренбург, поэт, написал, за живое берут, вот слушай. «Тысяча девятьсот сорок первый» называется, это год, когда война с немцами началась.

Пловец вытащил сложенную газету, раскрыл ее и начал читать:

Когда прозвучала последняя строка, Кольша проглотил комок в горле. Он никогда не слышал стихов, он даже не подозревал, что слова можно так складно произносить. Он, слушая эти стихи, что-то внутренне понял и решил для себя. Он не вернется теперь к своим, в тайгу. Он русский и должен защищать свою землю. Возьмет его с собой Сергей или нет, но он тоже пойдет воевать с врагами, которые вот так… которые… В глазах Кольши горели избы его деревни…

Шел второй месяц, как Ольга с Вальтером находились в Новой Швабии, в одном из районов этой огромной, сокрытой от человечества земли, видели и слышали такое… Их угнетало, что они не имели никакой связи с Центром. Нужно было что-то делать, но любая возможность только тогда могла реализоваться, если она существовала. В их случае они не имели никакой возможности вообще. Система была защищена наглухо. Только экипажи транспортных лодок имели гипотетическую возможность увидеть хотя бы небо над головой, и то не всегда. Но никаких подступов к подводникам не было. Они жили в отдельном, тщательно охраняемом городке. Особые отряды СС перекрывали все коммуникации между теми, кто мог выйти на поверхность, и всеми остальными. А этих остальных было уже несколько тысяч. В основном высококвалифицированных инженеров и рабочих. Большие лаборатории и пока еще небольшие заводы при них уже начинали давать опытную совершенно «секретную продукцию», секретность которой, то есть вся информация о ней, широко обсуждалась в барах, где отводили душу по вечерам ее производители. Все знали, что утечки информации из этого мира быть просто не может, поэтому говорили обо всем. Только присутствие в баре людей из особой охраны СС, которых все знали в лицо, заставляло говорить вполголоса. Все, абсолютно все, кто там жил и работал, были носителями сверхсекретных сведений. Осознание этого угнетало и развязывало язык лучше всякого шнапса. Посещение же по вечерам баров было уже священным ритуалом первожителей, как называли себя те, кто прибыл сюда добровольно, по зову фюрера. Других могущих позволить себе вечерний отдых в баре попросту не было.