Алексей Доронин - Сорок дней спустя [litres]

Данилов с трудом сдержал смешок. У него уже закрадывалось подозрение.

– Да ничего интересного, – ответил он. – Ни апостола Петра, ни этой, Вальхаллы, ни сада с гуриями… Я агностик, наверно, в этом дело. А вообще, все это галлюцинации умирающего мозга. Чем у человека воображаловка богаче, тем интересней картинки.

– А вот хрен, – возразил странный старик. – Я бывший комсомольский работник, безбожник в третьем поколении. Простой как лопата. А увидел… Ад. Только холодный, а не горячий, и тут, в наших краях. Да не смейся ты… Мне не смешно.

На этот раз Данилов и не думал смеяться. Он молча слушал, застыв с кружкой, поднесенной ко рту.

– Тогда я бросил пить… – продолжал дядя Вася. – И начал копать. Сначала по ночам, тайком. Потом рассказал жене. Она у меня умница, все поняла. А я понял, что это мое, стало быть, предназначение – детей-то нам Бог не дал. У всех, кому дали вернуться оттуда , оно есть. Ты вот, раз остался, должен иметь предназначение на этом свете.

«А то я не знаю. Естественно, я должен спасти мир». – Саша хотел одного: чтоб этот самозваный Кастанеда заткнулся и принес пожрать. Только теперь он почувствовал, насколько голоден. Живот сводило спазмами.

– Есть хочешь? – будто прочитал его мысли отшельник.

Данилов быстро кивнул – аппетит у него проснулся зверский.

Но когда хозяин поставил перед ним большую жестяную миску с кашей, в которой виднелись куски мяса, в голове у Саши шевельнулась нехорошая догадка.

– Да не ссы, я ж тебе сказал, – дядя Вася правильно истолковал сомнения гостя, – людей не ем. Вера не позволяет, ха.

– А откуда мясо?

– От верблюда, ёшкин кот. Не бзди, рюкзак твой я не трогал. Больно надо. Собачатина свежемороженая, седьмого, нах, сорта.

– Как добыли? – Глаза Александра сверкнули интересом. – Подстрелили, что ли?

– Да не, капкан. Это просто; главное, чтоб приманка воняла. Требуха идет за милую душу. А то вокруг мяса и так навалом, запахи перебивает. Только кошки да люди любят свежатинку, а псы, как и медведи, охотнее тухляк жрут… Да ешь, не отвлекайся.

Большего Данилову не требовалось, он давился слюной, и никакие разговоры про падаль не могли испортить ему аппетит. Признак того, что провалялся в отключке долго. Краем глаза он приметил, что пожитки на месте, но за содержимое рюкзака поручиться не мог. И был слишком слаб, чтобы предпринимать активные действия. Нужно набираться сил. Чтоб не травмировать ссохшийся желудок, ел он медленно.

Когда с обедом (ужином?) было покончено, в комнате повисла тишина. Александру это не понравилось, как и привычка нового знакомого ходить взад-вперед по комнате, ни на секунду не теряя его, Сашу, из поля зрения.

– Хороший у вас дом, – сказал Данилов, чтобы не молчать.

– Это разве дом, – хмыкнул Василий Иванович. – Я бы тебе показал настоящий дом, да ты слишком дохлый. Видел горы? – Он указал куда-то в сторону окон. – Им шестьсот миллионов лет в обед. Кембрий. Как Урал. Место я точно рассчитал. Я ведь инженер. Прикинул, что ни волна, ни вспышка, скорее всего, не достанут и обвал по склону не дойдет. Осадки под землей тоже не страшны. Конечно, лучше было бы где-нибудь в деревне домик купить и там уже копать до посинения, но жена в позу встала – я, говорит, в городе хочу жить, и подружки у меня тут. Сошлись на том, что квартиру продаем племяннику, а сами сюда. Тут бросовая земля, даже в земельный фонд города не включена. Правдами и неправдами я этот участок выкупил. Смотрели на меня в администрации как на блаженного. Но задним числом прописали тут.

– А… – вспомнил вдруг Данилов. – Я про вас передачу смотрел. Давно еще.

– Было дело, пустил журналистов разок. Потом жалел – все переврали, гады, и пару лет покою от дураков не было. Все с вопросами – когда, мол, конец света? Кто прав, Нострадамус или индейцы майя? Ниче, потом забыли. А убежище вышло хорошее. Боялся только, что завалит на хрен. Но я крепил на совесть, двадцать лет в проходке – это тебе не хрен моржовый. Шахтерский опыт помог. С кайлом, лопатой и тачкой вынул шестьсот кубов грунта. Сваливал ночью в овраг. Кое-какие материалы таскал с работы. Тогда, в девяностые, с этим проще было. Что не мог достать – покупал на последние гроши. Жена, конечно, бурчала, но не ушла. Она со мной была до последнего… – Он замолчал, по лицу пробежала тень. – Внизу у меня энергия, вентиляция, обогрев, все удобства. Я там и до часто жил. Не потому, что боялся империалистов. Хер с ними со всеми. Просто тянуло. Бывало, проснешься утром, включишь телевизор – так все опротивеет, хоть ложись и помирай. Открываешь тогда люк, спускаешься вниз. А там спокойно, прохладно. Душой отдыхаешь… Наверх не поднимался днями. Что наверху делать, скажи? Вот и началось когда, в убежище сидел… Работа всегда находилась. То грунтовые воды просачиваются, то еще какая беда. Тут же речка Абушка рядом. Была… сейчас она, кажись, с концами ушла под землю. Так вот, жена мне помогала щели внизу замазывать герметиком, хоть и не нравилась ей моя затея… И тут тряхнуло так, что чуть нутро не выпрыгнуло. А уж грохот был… Два дня откапывались. А домик устоял. Фундамент тут с хитринкой – плавающий, свайный, как, блин, у японских небоскребов. Покосило маленько, но с помощью троса, блока и такой-то матери поправил. Все равно жить наверху не стали. Нехорошо там.

Словоохотливый отшельник наконец замолчал.

Данилов часто встречал в родном городе людей, которые болтали сами с собой без всякой гарнитуры от мобильного. Ходили слухи, что это так на мозг влияет излучение отработанного ядерного топлива, которое, по слухам, в начале девяностых сваливали в заброшенные шахты.

– Да уж… – недоверчиво вымолвил Александр. – Не оскудела земля талантами. А откуда энергия? У вас там что, дизель?

– Скажешь тоже. – Дед хитро прищурился. – Велогенератор. Кино не смотрел? «Письма мертвого человека». И разминка для мышц, и киловатты без Чубайса. На электроплитку или обогреватель не хватит, а на что попроще – запросто, хоть на телевизор. Это кажется, что фантастика, а собрать можно за полчаса. Возьми магниты от старых динамиков, медную проволоку, пластину алюминиевую десять на десять…

– Э, нет… – замотал головой Саша. – У меня с инженерной мыслью плохо. Да и не нужно. Сейчас, поди, мало что показывают по ящику.

– Тут ты прав. Хотя месяц назад делать было нечего, поднимался с тарелкой и телевизором на батарейках вверх по склону. Поймал одну передачку – то ли по-китайски, то ли по-монгольски. Какой-то сунь-хунь-в-чай в камуфляже вещал по-своему, сурово так, будто приговор читал. И все. Ни голых баб, ни кино, ни рекламы. Ну раз в камуфляже, думаю я, значит, у всех такой же пипец… Ну а ты какими судьбами?

Данилов начал рассказывать. История сорока дней уложилась в десять минут. Ему казалось, выговоришься – и станет легче. Но едва он поведал о сцене у Провала, как понял, что ошибся. Боль осталась.