Игорь Федорцов - Сталкер-югенд

− И тебе нравится такая жизнь?

− Не нравится. Я хотел бы другой. Но пока получается, как получается. Но знаю одно, то, что я не отдам, будет моим. А я не отдам. Нельзя отдавать то, что любишь!

− А меня? — прозвучало ужасно глупо. Как из какой-то задрипанной книжонки, про принцессу и бродягу.

− И тебя.

Взгляд Пахи выражал то, чего она так хотела. Так смотрит мужчина на свою женщину. Не на любимую, не на драгоценную, не дражайшую. А на женщину, которая с ним сейчас и завтра, и навсегда. Женщину, которой будут доверять. Подобного удостаиваются не многие.

− Я остаюсь. С тобой.

Паха раздумывал не долго. Почти не раздумывал.

− Я отведу тебя в Байдаху. Поживем первое время. Потом уйдем к самоедам. Они не откажут. Помогут. И нам и твоим.

− Хорошо, − согласилась Чили.

Паха сгреб девушку в охапку….

Ему пришлось труднее. Его заголенный зад, достался комарью. У Чили пострадали лишь коленки…

Под тонким одеялом тесно, но тепло и сухо. Покидать столь уютное убежище вовсе не хотелось. А если прижаться тесней и того лучше. Совсем хорошо.

…И утром ничуть не хуже чем вечером…

Привязался дождичек и пришлось вставать, собираться в дорогу. Доели мясо, допили остывший чай. Одежда промокла и противно липла.

− Не думай об этом, − посоветовал Паха. — Есть то на что можешь повлиять и то на что не можешь.

− И как я повлияю на дождь?

− Потому не парься и иди спокойно.

Действенная логика! После некоторых усилий, Чили удалось не думать о неудобствах и путь показался легче.

Не теряя времени, Паха рассказывал ей об окружающем. О деревьях, о травах-муравах, о козявках, о скачущих, прыгающих и крадущихся животных, если попадались показывал следы. Проводил с Чили курс выживания в экстремальных условиях. Кое-что опробовали. Освежевать зайца. Чили долго не решалась. Привязанный за задние лапы длинноухий казался живым и если его коснуться ударит лапами или заверещит. Тонко и жалобно.

− Конечно, жалко, − не спорил Паха. — Всем жить охота. А ты представь не для себя делаешь. Для собственных детей. Их кормить надо.

Чили фыркнула.

− Скажи еще у меня их трое и родители старенькие.

− И такое может быть, − усмехнулся Паха.

Про детей? Или про родителей?

Все же Чили собралась с духом и при помощи Пахи шкуру с зайца слупила.

− Мех у него неважнецкий, не сезон. А вот мясо вполне съедобное.

Толи Паха не обманул, толи потому что сама приложила руку, мясо показалось вкусным.

Сердце, почти с кулак, Паха приготовил отдельно.

− Самоеды верят, кто съест сердце убитого зверя, никогда не озлобится и напрасно зверушку не убьет.

Тоже ничего. Жестковато только. Сердце.

Человек любит придумывать всякие красивости. И себе памятно и вспомнить хорошо. Медовый месяц, Бабье лето…. В памяти Чили эта короткая неделя… Интересно, в чем разница с длинной неделей, если в обеих по семь дней? Так вот, неделя показалась короткой. Небольшое озерцо, в окружении могучих елей. Сколько угодно можно спать, купаться, разглядывать друг друга в хрустальной воде, не стесняться ходить голышом и читать мысли и желания по пульсу, дыханию, по сотням до этого непонятным и нечитаемым признакам. В этой коротенькой неделе уместилось столько, что при других условиях собирать годы и годы.

После нехоженых дебрей и замечательного двухдневного сплава на плоту, предстоял трудный открытый участок. В пустошах чувствуешь себя голым, не защищенным, уязвимым.

− Тут надо быстрым шагом. А то и бегом.

− Смогу, − уверена Чили.

Но не уверен Паха. Он загодя переложил из её рюкзака большую часть груза к себе. У нее только одеяло и еда.

Легкая всхолмленность напоминала ленивые волны, бегущие к далекому рифу. Серая линия горизонта обезображена конусом. Будто чирий назрел.

− Террикон. Вояки нарыли. С той стороны разлом. Спустимся. Внизу, в карьер, − глядя на излишне серьезную девушку, Паха пообещал. — Рыбы подергаем.

Темп хода приличный. Чили довольно быстро выдохлась. Паха остановился отдохнуть. Даже причину придумал, щадил самолюбие девушки.

− Давай ноги гляну.

Чили не противилась. Разулась и позволила осмотреть. Лишь только поглядывала изподлобья. Вторую половину дня она шла не очень. Молчала, думала о чем-то. Паха с расспросами не лез. Женский пол и себе мороку придумает и других заморочит.

Остановились на ночлег, но костра не развели.

− Далеко видно, обойдемся, − решил Паха.

Звезды, пустошь и тревожная тишина. И двое затерянные в тишине, пустоши и под звездами. Чили слышит дыхание Пахи. Он не спит. И знает, что она знает, что не спит. Игра такая. Знать о друг друге и делать вид, что все происходит с точностью наоборот.

«Хоть бы лапочкой обозвал,» − язвит Чили, когда пахина рука подоткнув одеяло остается лежать под её грудью. Пока.

− Спи, ланка, − тихо просит Паха, прижимаясь.

Как же…. уснешь….

Побудка не затянулась, сборы и завтрак тоже. Паха забрал её рюкзак себе.

− Постарайся не отставай в подъеме.

− А что там? — любопытничала Чили, коротая путь.

− Шахта.

− Был в ней?

− Довелось пару раз.

− Спускался?

− Нет. Там все завалено.

− Хоть что-то интересное осталось?

− Что может быть интересного в развалинах?

− Но мы же туда идем?

− Не совсем. Вон в том боксе, − Паха даже не показал в каком, − спуск. Лестница. По гребню долго обходить.

− Ты же сказал завалено все.

− Ну не все. Вернее про то не все знают.

− А вдруг там гусятники или еще кто?

− Вряд ли. Когда через террикон идут, останавливаются в том краю, где мачта. Крыша есть, стены целы, вода в цистерне. Хлопот меньше, − на этот раз Паха указал на основное скопление заброшенных строений. — А нам в другой край.

− А кто такая ланка?

− Ланка?

− Да, ланка. Ты сказал, спи ланка.

− Женщина.

− Женщина?

− Угу. Моя женщина.

− Моя? Лучше.

− Если полностью, то моя любимая женщина.

− Звучит воодушевляющее, но как-то по собственнически.

− Как есть.

− А по правде что означает?

− По правде?

− По правде-правде.

− Гм… Упитанная телка.

− Ох, ты! Коровой обозвал. А я-то наивная, думаю, что ты к моим титькам тянешься.

− У самоедов ланка самая ценная вещь в хозяйстве.

− Так я еще и вещь!?? — дурачилась Чили.

− Да, ладно тебе.

− А что говорят нелюбимой?

− Кага.

− А по-нашенски?

− Вредная

− То есть когда я буду, кисочка и лапать себя позволю, то ланка, а сковородкой двину, то кага?

− Если сковородкой, то − каренга.

− Запомню….

В бурьяне, раскинув руки обнять зарю, лежал убитый. Чили отвернулась. Не привыкнешь к подобному. От шеи до яиц плоть выедена до позвоночника.

Паха повел себя странно. Не стал осматриваться место трагедии и убитого, а закрыл глаза и подставил открытые ладони небу. Глубоко вдохнул и, издавая низкий горловой звук, застыл. Вслушался в ветер. Вслушался в пустошь.