Уильям Форстчен - Солдаты

— Бурчащий живот, крики твоих детей, потому что они голодны, это может свести на нет твой аргумент, — ответил Гейтс. — Я там каждый день разговариваю с людьми, слышу новости.

— И что говорят? — спросил Эндрю.

— Возможно, если бы бантаги появились у Белых холмов под Кевом, возможно это пробудило бы их снова. Но с другой стороны, Эндрю, сколько времени они уже терпят это, с тех пор как мы добрались досюда? Эти проклятые чинские послы ведущие переговоры о мире, и известие об этом идет прямиком с этажа, на котором заседает Конгресс, на улицы, вот что помогает подорвать ситуацию.

— И они не могут не видеть, что это проклятая ложь? — вскричал Ганс. — Я был там, проклятье. В этом отношении бантаги не отличаются от мерков или даже тугар.

— Нам необходимо поговорить не о том, что мы хотим или желаем, а скорее каким образом, — ответил Готорн.

Эндрю посмотрел на своего юного начальника штаба.

— Продолжай, Винсент.

— Я думаю, Вебстер и Гейтс правы. Военная изможденность разрушает нашу способность сражаться. Все эти люди пошли на эту войну с небольшим, если вообще имевшим место быть, понятием того, что такое свобода, кроме неопределенного идеала. Затем они ожидали, что это будет одна короткая жестокая битва, которая все решит. Никто, даже из нас, не ждал целую серию войн, которая будет тянуться почти десятилетие.

Эта идея и сама по себе тревожила Эндрю. Вопрос не раз был поднят во время его старой войны там дома, относительно того, была ли у республики способность поддержать долгосрочный конфликт. Именно благодаря личной силе одного только Джорджа Вашингтона, Революция, в конце концов, не выродилась в военную диктатуру. Во время войны с Конфедерацией, если бы победа не была настолько очевидно близка в 1864, Демократы, скорее всего, выиграли бы выборы и согласились разделить страну, таким образом, разбазарив кровь больше четверти миллиона граждан Союза, которые погибли, чтобы удержать от распада Соединенные Штаты. И он задавался вопросом — «учитывая это знание, могла ли республика вынести эти непрерывные удары?»

— Политики в Конгрессе, — продолжил Винсент, — делят Республику не только между Римом и Русью, но также и между теми, кто принимает приманку условий и теми, кто против. Наконец, есть простой военный вопрос, с которым мы все должны столкнуться.

— И что это?

— Можем ли мы по-прежнему победить на поле боя?

Эндрю огляделся в комнате. Кэтлин стояла в дверном проеме, руки засунуты в карманы передника. Наверху он слышал одного из детей, который что-то там проказничал, их нянька, пыталась его утихомирить. Все устремили свои взгляды на него, вызывая вопрос, который обременил его душу задолго до начала обреченного наступления.

— Это не вопрос, можем ли мы победить, — предложил Эндрю, — скорее это — утверждение, что нет никакой альтернативы победе. Даже если бы мы проиграли войну, там дома, мы бы продолжили жить. Несомненно, все мы помним истории об условиях содержания военнопленных в лагере Андерсонвилль в Джорджии и тюрьме Либби Присон в Вирджинии, но даже тогда мы знали, что если бы были загнаны в угол, все равно оставался бы вариант сдаться, и большинство солдат армии южан разделило бы с вами свои фляги, и перевязало бы ваши раны. Мы сражались в войне, где у каждой из сторон была возможность сдаться. Если бы мы проиграли ту войну, то нам не понравились бы результаты, но мы пошли бы домой и продолжили жить.

Скорее всего, на самом деле мы никогда не узнаем, выиграли ли мы ту войну там дома на Земле. Я думаю, очевидно, что мы победили. Что касается Конфедератов, поражение не означало уничтожение или даже порабощение, таким образом, мы все видели, что многие из них желали, наконец, получить мир и ответить за последствия. Здесь такой роскоши нет.

— Вы не ответили на вопрос, сэр, — давил Винсент.

Эндрю слегка ощетинился из-за холодного, почти обвиняющего тона в голосе Винсента, но знал, что парень делал свою работу, и кроме того, он будет вынужден ответить на тот же самый вопрос перед Конгрессом.

— Если все продолжится, как сейчас, то… — он заколебался, смотря вниз на сжатый кулак, — нет, мы проиграем войну.

В комнате все заволновались, в глазах появился страх, все были в шоке. Все, за исключением Ганса, который не волновался, его челюсти продолжали механически двигаться, словно его работой было жевать табак.

— Почему? — спросил Гейтс.

— Мы всегда были на переднем краю технологии, которая возмещала их численность. Мы едва смогли вооружить один корпус гладкоствольным оружием, когда пришли тугары. Нас превосходили в численности десять к одному, но этого оказалось достаточно, чтобы остановить их. Против мерков мы подготовили шесть корпусов, примерно такая же по размеру армия участвовала в битве под Геттисбергом. Тут мы уступали в отношении шесть к одному, и были чертовски близко к тому, чтобы побежать, так как у них тоже были гладкостволки и артиллерия, но мы перешли на винтовки, ракеты и улучшенные, по сравнению с вражескими, дирижабли.

Даже прошлой осенью у нас было превосходство. У них были броневики, но мы быстро изготовили их и даже лучше, вооружили пулеметами системы «гатлинг». Но за один неполный год они наверстали это, выпустили свое скорострельное оружие, их дирижабли того же качества, что и наши, а их новые броневики имеют усиленную броню по сравнению с нашими, и могут их подавить.

Относительно численности. Один корпус используется впустую, охраняя границу на западе. Еще два корпуса патрулируют территорию на юго-востоке Рима. У нас есть три корпуса в окружении на восточном побережье Внутреннего моря, и — всего тря дня назад — у нас было восемь корпусов на основном фронте. Сейчас у нас там остались немногим более пяти корпусов, — какое-то мгновение он колебался.

— Таким образом, мы потеряли преимущество. Они превосходят нас по уровню производства. Они превосходят нас числом шесть к одному на фронте Капуа. Мы можем предположить, что в течение двух недель они пересекут ту же самую реку, также как пробовали мы, но в отличие от нас, они в этом преуспеют. В тот момент, в тактическом смысле, мы будем точь-в-точь там, где мы были в середине зимы. Стратегически, однако, различие будет в том, что их оружие лучше, у них более благоразумный командующий, и у нас будет намного меньше, чем пятьдесят тысяч солдат по сравнению с тем, что у нас было в прошлый раз.

— И что именно будет? — спросил Гейтс.

— Я думаю, что политические нюансы достаточно отчетливы, — продолжил Эндрю. — Марк, бог с ним, умер. Хотя он был чертовски упрямым время от времени, он был другом, которому я мог доверять. То сильное руководство, что было у Рима, теперь отсутствует. Флавий отличный Спикер Палаты представителей, но у него нет того, чтобы стать следующим Марком. Я боюсь, что когда линия обороны будет прорвана, Джурак станет ловко предлагать личные условия все снова и снова, страхи между двумя штатами Республики буквально разорвут ее на части, Республика развалится, и затем нас уничтожат.