Уильям Форстчен - Солдаты

Толпа начала шевелиться. Касмир посмотрел назад через плечо. Полдюжины охранников стояли в дверном проеме.

— Я сказал Бугарину, что заклеймлю его как труса, если он не выйдет к вам на встречу, — прошептал Касмир.

Эндрю не мог не усмехнуться.

— Вы собираетесь свергнуть его? — спросил Касмир, и Эндрю ощутил конфликт в голосе своего друга.

Он ничего не ответил, внимательно наблюдая за тем, как из дверного проема появился Бугарин, необычно для него, одетый в цилиндр Калина, который в этом мире стал церемониальным символом президента. Охранники, все из сенаторов, спустились по лестнице, Бугарин шел в середине группы. Они остановились позади Касмира. Эндрю пристально уставился на него. Во взгляде того был вызов, но еще он почувствовал страх.

Был ли этот человек тем, кто не только задумал убийство спикера, но и также попытку убийства президента? Верил ли он так неистово в то, что война должна быть прекращена любой ценой, что готов был убить, или он был всего лишь пешкой?

Независимо от того, что полагал Эндрю о том, как Бугарин пришел к власти, по крайней мере, в этот момент он был президентом Республики. С преднамеренной медлительностью Эндрю поднял руку и отдал честь. Тихие шепотки побежали через толпу. Они все знали, что все это означает. Он почувствовал, как напряжение отпускает Бугарина, но тот по-прежнему был насторожен. Он услышал бормочущее проклятье; то был Эмил, который был не способен заставить себя приветствовать Бугарина.

— Я сейчас же желаю видеть президента Калинку, — заявил Эмил, адресуя свое послание Касмиру, выделяя при этом слово «президент».

— Я прослежу за этим Эмил, — ответил священник, — и вы будете под моей личной охраной.

Эмил посмотрел на Эндрю.

— Еще секунду, — прошептал Эндрю.

— Для чего? Видеть, как ты целуешь его окровавленные ботинки?

Эндрю проигнорировал вызов своего друга.

— Могу ли я спросить исполняющего обязанности президента, будут ли какие-либо приказы для армии относительно боевых действий как оборонительного, так и наступательного характера.

Он преднамеренно произнес слова медленно, так чтобы расслышали все.

— Все наступательные операции должны прекратиться. Я немедленно попрошу о перемирии. Мы должны прекратить эту бессмысленную войну.

По площади снова прокатилась волна голосов. Толпа была в замешательстве. Слабый хор приветствий, но им не хватало силы и энтузиазма. Он слышал лязг оружия с другого конца площади, приглушенные приказы, скорее всего Вебстер говорил солдатам, приготовиться.

— Сэр, если вы приказываете мне, чтобы я вывел в тыл армию, я не могу повиноваться такому приказу.

Наступила выжидающая тишина. Эндрю медленно протянул руку к боку, берясь за рукоятку сабли. Один из сенаторов начал понимать пистолет. Касмир повернулся лицом к сенаторам, крича им оставаться неподвижными. Эндрю бережно вытащил саблю, официальный клинок был выдан ему Калином и Конгрессом, в знак признания их победы над тугарами. Он стал теперь официально признанной частью ритуала приветствия с холодным оружием. Рукоять поднята перед лицом, лезвие вертикально, но когда он сделал так, он посмотрел на флаг, слабо трепещущий на вершине Белого дома. Он сделал глубокий вздох, подготавливая себя перед тем, что сейчас произойдет. Он быстро, слегка неловко, поскольку нервничал, действуя единственной рукой, перевернул клинок, схватившись за лезвие. Рукояткой, в направлении Бугарина, он бросил саблю на лестницу, так что она прогремела до ног Касмира.

— Тем самым я слагаю с себя полномочия командующего Армией Республики, — закричал он, голос донесся до самых дальних уголков площади. — Я ухожу в отставку и покидаю этот город и Республику.

Толпа замолкла, стояла могильная тишина. Бугарин смотрел на него в оцепенении, не способный как-то отреагировать. Эндрю сделал глубокий вздох; к его удивлению, он почувствовал так, словно снял с себя ужасное бремя. Он развернул своего коня прочь от Бугарина. В его сознании это человек больше просто не существовал. Эндрю посмотрел на толпу, на лица поднятые кверху.

— Я отдал этой стране десять лет, — прокричал он, его голос пронесся эхом. — Когда мы пришли в этот мир, нас было более пяти сотен. Свыше четырех сотен уже мертвы, отдав свою жизнь, чтобы вы были свободны. За эти десять лет служения и жертв, я понял кое-что.

Он подождал минуту, толпа по-прежнему была тиха как могила.

— Ты не можешь дать свободу кому-то. Каждый мужчина, каждая женщина должны сами заработать ее, а затем охранять ее от тех, кто желает забрать ее. Охранять ее от орд, охранять ее от тех, кто снова бы поклонялся ордам.

Когда он сказал последние слова, он кивнул на Белый дом. Он посмотрел назад, прямо на Бугарина.

— Теперь я обычный гражданин, и как обычный гражданин, я говорю это вам. Я ожидаю, что здоровье нашего горячее любимого Президента Калинки будет охраняться любой ценой. Если он умрет, неважно по какой причине, вам лично придется ответить мне за это.

Бугарин побледнел из-за прямой угрозы, но промолчал. С нарочито показным презрением, Эндрю повернулся к нему спиной, не ожидая никакого ответа, и вновь оказался лицом перед толпой.

— Тем, кто были моими друзьями, тем, кто сражался за свободу, я говорю — спасибо вам. Что касается остальных.

Он колебался, помня известное прощальное высказывание Дэйви Крокета.

— Ну, вас мне жалко, поскольку если вы сдадитесь, то вы умрете. Прощайте.

С высоко поднятой головой, он начал двигаться обратно к своему дому, и чувствовал внутри легкость, которой он не знал много лет. Он выполнил свой долг, он поборолся с желанием взять все это в свои руки, то, что, как он знал, он мог бы сделать. Он не запятнал свою честь, и он не разрушил Республику. Если Республика обречена на смерть, то это будут чужие руки, которые уничтожат его мечту, а не его собственные. Не сделав более ничего в этот момент, он ощутил, что выполнил одно из самых важных дел за свою карьеру.

Когда он проезжал мимо, все вокруг него за короткий промежуток времени буквально взорвалось криками, одни кричали ему остаться, другие призывали сражаться, еще одни орали, что война закончена.

Гейтс скача рядом с ним, смотрел на него с широко открытым ртом.

— Что насчет войны? — наконец, спросил Гейтс.

Эндрю улыбнулся.

— У них там, в Тире, есть три дня, прежде чем известия смогут каким-то образом добраться до них. Теперь операция вне моего контроля.

— Боже защити Ганса и Винсента, — вздохнул Гейтс.

— Да, — ответил Эндрю, наклоняя голову. — Боже, защити нас всех.

— Куда вы собираетесь?

— На север; завтра я уеду из города.

Ганс говорил ему, что он будет наслаждаться этим, и был прав. Ему никогда так уж сильно не нравились лошади. Офицер должен был ехать верхом, и он так делал, но пытаться сохранить удобное положение на спине монстра, размером с Клайдесдала было невозможно, особенно после ранения в бедро.