Авторов Коллектив - Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I (ЛП)

— Я бы посоветовал вам, — пробормотал Феликс, — выйти первым. Будучи разбужен, Готрек может разозлиться… Собираетесь ли вы после поездки в монастырь вернуться и присоединиться к нам в дальнейшем пути?

— Да, у меня есть такое желание, — ответил он, поморщившись. — Я должен успеть обернуться, я уверен.

— Что ж, тогда с нетерпением буду ожидать встречи. Наслаждайтесь, э-э, сентиментальным визитом.

Распорядившись, чтобы его тяжёлый багаж занесли на постоялый двор, Хенкин бодро отправился в путь с ранцем, в котором было лишь самое необходимое. Было довольно тепло для этого времени, хотя впереди уже можно было увидеть клочья наползавшего тумана. Он вспомнил, как ощущал его прилипчивую сырость на своей гладкой коже, когда его и других проказников отправляли на пробежку-наказание. Перспектива вновь окунуться в туман притушила его бодрое настроение. К тому же течение времени, казалось, сделало подъём более крутым, чем он помнил, и ему частенько приходилось останавливаться, чтобы перевести дух.

Тем не менее, попадавшиеся на глаза старые ориентиры ободряли его. Вот, к примеру — корявый обломанный дуб, который его школьные приятели прозвали «Хексенгальген» — виселица ведьм. Его корона исчезла, вне всякого сомнения, срубленная в зимнюю бурю, но нельзя было не узнать его морщинистую кору, теперь покрытую заплатами грибов, которые он признал съедобными. Картина эта напомнила ему, как же голоден он был — достаточно, чтобы наддать ходу даже при воспоминании о скудных припасах, на которых держались монастырские воспитанники: хлеб грубого помола, водянистый костный бульон и немного жалких овощей.

Конечно, за прошедшие годы он привык к более изысканной пище. Так что просто понадеялся, что его желудок справится…

Путь определённо был круче, чем он предполагал. Расстояние от дубового пня до следующего ориентира — покрытой мхом скалы, известной как «Замороженный гном», так как она имела отдалённое сходство с одним из представителей этой сварливой и неприятной расы — казалось, увеличилось раза в два. Как же всё было иначе, когда ему было семнадцать!

Тем не менее, это его не остановило, и солнце ещё не закатилось, когда он преодолел последний подъём. Отсюда он мог окинуть взором мирный вид, который когда-то ненавидел, но который теперь обладал силой вызвать слёзы у него на глазах.

Да, он не изменился. Он видел здания, которые помнил так ясно, окольцованные недружелюбной серой стеной. Некоторые из них были скрыты опустившимся туманом, но он мог узнать их все. Там — дормиторий, с его крылом-лазаретом, выходившим фасадом на аккуратные квадратные участки, засаженные лекарственными травами, а так же овощами для котла. Дальше — кухня, куда их и отправляли: она была отдельным зданием, отделённая даже от рефектория из-за своего дыма, а в летнее время, из-за привлекаемых запахом мяса полчищ мух, была и вовсе вредным соседом. Вон там — схола, в которой, кроме учебных комнат, также располагалась библиотека… Он задумался, кто теперь был обладателем тяжёлой связки железных ключей, что раньше болтались на верёвке, подвязывающей коричневую рясу брата Юргена — ключей, которые предоставляли доступ к закрытой секции, куда допускались только самые лучшие и благочестивые ученики, чтобы противостоять отвратительным, но точным отчётам о зле Хаоса, что было совершено в мире. Юрген, конечно же, давно помер — он уже был согнувшимся и седым в годы юности Хенкина.

Далее располагались коровники, конюшни, сараи, где предоставляли убежище на ночь бродячим нищим, — и, наконец, привлекающий взор — словно благодаря какой-то иллюзии перспективы вид со всех точек обзора достигал там своей кульминации — храм, где велось богослужение исключительно Богу Закона, самому преданному и мстительному противнику Хаоса. Непроизвольно, строки из старого гимна коснулись губ Хенкина:

Помоги нам служить тебе, бог Порядка и Закона!

Когда мы молимся Тебе о воздаянии

Отмсти за наши обиды

О…

Странно! Имя вертелось на кончике языка, но он никак не мог его вспомнить. Может, если он снова продекламирует эти строки, то память вернётся? Он так и сделал, но в голове по-прежнему была вызывающая ярость пустота. Но ведь он же точно помнил его, когда разговаривал с Феликсом в экипаже!

— О, это просто абсурдно! — в раздражении воскликнул он. — Я, кажется, начинаю страдать старческой забывчивостью, в мои-то годы!

Раздосадованный, он поудобнее перекинул ранец через плечо и пошёл вниз по дороге, что привела его к высоким, увенчанным небольшой смотровой башенкой дубовым воротам, которые были единственной возможностью пройти за окружающую монастырь стену. С каждым шагом окружающая темень становилась всё гуще. Когда он добрался до вершины холма, солнце ещё не закатилось полностью, но к тому времени как дорога привела его к воротам монастыря, ночь уже окончательно пала на землю, и прохладный саван тумана поглотил его, как раз когда он дёрнул ржавую цепь колокола.

Глухой лязг ещё был слышен, когда сверху раздался скрежет — скользнула в сторону деревянная заслонка в смотровой башенке — и надтреснутый голос спросил, кто там.

«Удивительно, — подумал он. — Голос прям как у брата Кноблауха, который сторожил ворота в мои дни! О, я полагаю, каждый привратник старается копировать манеры своего предшественника…»

Отступив, он задрал голову, но не увидел никого, лишь слабый отсвет фонаря, и крикнул в ответ: — Хенкин Варш! Я был учеником здесь! Я заявляю право на кровать и ужин!

— Хенкин Варш! — изумлённо повторил привратник. — Ну и ну! Это восхитительно! Я мигом!

И его слова не разошлись с его делами, ибо не успел ещё Хенкин сделать пару вдохов, как тяжёлые створки распахнулись перед ним. А перед ним, безошибочно узнаваемый в слабом жёлтом свете лампы, которую он нёс в руке, находился брат Кноблаух собственной персоной, запыхавшийся от торопливого спуска по узкой лестнице.

— Но… Нет, этого не может быть! — воскликнул Хенкин. — Вы не можете быть братом Кноблаухом!

— Почему бы это? — быстро парировал старик.

— Я думал, что… Я имел в виду: я покинул вас двадцать лет назад!

— То есть из-за этого ты думал, что я уже помер? — едко ответил привратник. — Что ж, я полагаю, для любого мальца человек старше пятидесяти кажется древним старцем. Нет, я таки здесь, столь же крепкий и здоровый, каковым любой иной может только надеяться быть в моём возрасте. Как ты знаешь, мы ведём здоровый образ жизни — мы не портим наши тела пьянством и не растрачиваем наши жизненные силы на распутство! Заходи же, заходи, чтобы я мог запереть ворота. Кровать ты, конечно, так и так получишь, но если тебе хочется перекусить, то стоит поспешить. Приём пищи после захода солнца, как ты помнишь, и мы не изменили своим правилам.