Владимир Третьяков - Возвращение на Обитаемый остров

– Это еще зачем?

– Так деньги фальшивые печатать!

Сикорски присвистнул и покрутил указательным пальцем у виска.

– У вас тут все с такими глупыми мыслями ходят, или только главврач? – спросил он.

– Да ладно тебе, – рассмеялся Комарницкий. – Уж и пошутить нельзя. Кстати, как мне кажется, ты беспокоился совсем о другом?

– Да, – согласился Сикорски. – Меня тревожит вот что: сумеет ли Максим «переварить» информацию этого моряка. Не то, где он родился и вырос, и даже не специфику его профессии, а психическое состояние потенциального убийцы. Да, несмотря на свой молодой возраст, он уже насмотрелся всякого. Но одно дело собственные ощущения, а другое – когда внутри тебя растворено совершенно чуждое тебе мировоззрение. Ведь экипажи белых субмарин формируются, как нам известно, отнюдь не из пацифистов. Как раз, наоборот, там все, от рядового матроса, до командира – такие подонки, что обычный рядовой садист по сравнению с ними покажется ласковым котенком. Вот я и хочу выяснить: получится ли у нас впрячь в одну телегу «коня и трепетную лань»?

– Ну вот, теперь я совершенно точно знаю, что от меня требуется, – сказал Комарницкий. – Главное в нашем деле – это ясность желаний клиента, а уж, как нам их удовлетворить, мы и сами знаем.

На несколько секунд он задумался, как бы собираясь с мыслями, затем достал из ящика стола толстую тетрадь и быстро пролистал ее. Найдя нужное место, начал что-то подсчитывать, шевеля при этом губами и записывая результаты вычислений на листке бумаги. Затем взял в руки микрофон и отдал команду в бокс:

– Жак, послушай меня, на третьем уровне передвинь регулятор на два положения вниз. Сделал? Теперь смотри шестой. Сколько там сейчас? Девять и две? Доведи до ровной десятки. Пока все.

Затем он повернулся к Сикорски:

– Ну вот, теперь, я думаю, ничего страшного с ним не произойдет. Теперь твой Максим защищен. Я потом тебе, если хочешь, объясню, что к чему. Когда он вернется, я просто «сотру» его вторую личность, и он опять станет таким, как и прежде. Правда, до конца стереть все же не удастся, но процентов на восемьдесят пять – девяносто, я могу гарантировать. А, может быть, даже и больше.

– Годится! – Сикорски поднялся со стула и потер руками лицо. – Сколько времени продлиться эта твоя экзекуция?

– Еще полтора часа, без мелочи, – сказал Комарницкий, глянув на большой циферблат на пульте. Потом ему нужно еще отдохнуть. Хотя бы пару часиков.

Сикорски потянулся до хруста в костях:

– Янек, найди мне тоже какой-нибудь уютный диванчик, а? Спать хочу, прямо таки, зверски.

… Барон Турренсок очнулся от сна и повел глазами по сторонам. Он лежал на кровати в комнате без окон. Кроме того, рядом с его ложем стояли два табурета и тумбочка, на которой находилась, как это предписывалось корабельным уставом, аккуратно сложенная форма офицера подводного флота. Его форма, Турренсок отметил это про себя, как бы мимоходом. Но вот что это за комната, и каким образом он в ней очутился? Страшно болела голова. Боль пульсировала и мешала думать, сосредоточившись на чем-то конкретном.

Турренсок поднял руку, чтобы помассировать виски, при этом мелькнула татуировка – морской змей в виде субмарины. «Мой личный опознавательный знак!» – механически констатировал мозг. Но почему же кожа так нестерпимо зудит, как в тот день, когда ему, выпускнику училища, торжественно нанесли этот код на правое запястье? Непонятно и странно. И вообще, что это за комната, и как он в ней оказался? Неужели его ранило в бою?

Турренсок отбросил одеяло в сторону и внимательно осмотрел свое тело. Да нет, непохоже, вроде бы все на своих местах, да и шрамов свежих не прибавилось. Он перевел дух и принялся массировать виски. Постепенно боль начала уходить, и уже почти совсем исчезла, как вдруг, совсем рядом, в коридоре раздались чьи-то осторожные шаги, и вслед за этим в дверь осторожно постучали. Совершенно не отдавая себе отчета в том, правильно ли он поступает, Турренсок приподнялся на кровати и крикнул:

– Топи рант!

Дверь открылась, и на пороге появились друзья – однокашники: хмурый, со следами недавнего сна на припухшем лице Сикорски и сияющий, как бляха на ремне новобранца, Комарницкий.

– Ну, что я тебе говорил, Руди! – закричал торжествующе доктор. – Что ты только что сейчас сказал?

– Я сказал – «можно войти!», – ответил «Турренсок», немного помедлив и приходя в себя. Только теперь до него начало доходить, кто он и где находится.

– Вот видишь! – Комарницкий торжествующе развел руки в стороны. – В незнакомой обстановке его организм сам выбрал нужную линию поведения. Если бы он сейчас находился в госпитале где-то на Островах и дал разрешение войти, сказав это по-русски, то беды бы не избежать – его бы моментально признали шпионом, а так, кроме смеха – ничего не случилось. Теперь тебе все понятно?

– Ясно, не тупой, – хмуро ответил Сикорски.

– Ну, а раз тебе все ясно, то из этого следует, что ты проиграл наше пари. Чем будешь расплачиваться – как в прошлый раз – «Кровью тахорга»?

– Экий ты кровожадный стал! – буркнул Сикорски. – Некогда мне по Пандорам разъезжать. – Я тебе лучше трехлитровый бочонок «Хонтийской росы» привезу. Не пожалеешь! «Кровь» по сравнению с «Росой» – не более чем самогон.

– Ладно, «Роса», так «Роса»! – добродушно согласился Ян Викторович. – Мне, в общем-то, безразлично, ты же знаешь – я пью очень умеренно, но ведь здесь – дело принципа.

Он уселся на один из табуретов.

– Ну, – обратился он к Максиму. – Как чувствует себя наш пациент?

Тот наконец-то пришел в себя от того неожиданного фортеля, который выбросил его организм.

– Голова еще побаливает, – он потер пальцем переносицу. – А так, все вроде бы в порядке.

– Ну, что голова болит, так это нормально. Такую нагрузку перенести – это вам не по полосе препятствий пробежаться. Нагрузочка сверхъестественная. Странно, если бы голова у тебя не болела. В этом случае я бы сказал, что у тебя просто нет мозгов. – Комарницкий полез в карман, достал из него пакетик и вытряхнул оттуда несколько капсул желтого цвета. – На вот тебе леденчиков, полечи свою головушку. Глотай не разжевывая.

Максим сделал так, как ему было велено, и собрался было встать с кровати, но в глазах у него вдруг неожиданно потемнело так, что он чуть не упал на пол. Сикорски успел его подхватить и осторожно опустил на прежнее место.

– Минут через десять все пройдет, – успокоил Комарницкий. – Пусть пока еще полежит.

Сикорски кашлянул и выразительно посмотрел на друга.

– Что, простудился? – участливо поинтересовался у него Ян Викторович.

– Янек, мне бы надо кое о чем пошептаться с Максом, – ответил ему Сикорски. – Ты бы не мог нас на время оставить наедине?