Степан Ларин - 25-й

На организацию обороны ушёл весь день. Вырыть траншеи, окопать технику, оборудовать пулемётные гнёзда и позиции для истребителей танков - так называют расчёты винтовок подавления "Скорпион", благо их разрывные пули калибра 16,25 мм проделывают в технике отверстия от передних бамперов до выхлопных труб. В стенках чердака пропилили окошки, так что перед моим взором теперь всё поле.

Ночь только кажется тихой и тёмной. На самом деле, она наполнена звуками и жизнью: шелест травы и листьев, дыхание ветра, стрекот насекомых, шуршание шерсти в загоне - то и дело какая-нибудь из овец заёрзает. Их осталось немного. Всем хотелось свежатинки, и животных быстро растащили по центуриям.

Вспомнив о немцах, я поймал себя на том, что замечтался об овцах и свежатинке, перестав следить за окрестностями. И спохватился вовремя: с другого конца поля, беззаботно освещая себе путь мощными фарами, быстро приближаясь, к ферме катятся силуэты немецких "Леопардов" и "Пум", над их бронёй маячат землянские головы в касках. До переднего танка не меньше карада, но времени любоваться надвигающимся врагом нет. Думают, налёт их авиации уничтожил всех нас...Думают, мы все тут растеряны и напуганы...

Орать на всю ферму я не стал, а просто разбудил Чака и велел ему сделать то же самое с остальными бойцами нашего контуберния. Через минуту на ногах уже центурия, за ней другие, и вскоре вся когорта приготовилась к бою. Никто не включил свет, но боевым клонам всё и без него видно. Салеу вообще хорошо видят в темноте - в строении сетчатки их глаз много рецепторов-палочек, не в пример землянам. Тринадцать создавали нашу расу весь четвёртый день после начала мира и закончили только ночью, а на пятый решили передохнуть. Пробудившись под взорами звёзд, салеу тоже решили считать этот день недели выходным, а ночь - своей любимой частью суток. Нам приятен солнечный свет, мы греемся и набираемся сил под ним, а ночью становимся активны и любопытны так же, как и в свою первую ночь. Неужели можно быть настолько уверенным в собственной победе, что даже не хочется предположить, будто кто-то из нас может пережить бомбардировку? А пережили почти все, и шестьсот человек заняли ферму и её окрестности. Этого враг уж тем более не ждёт.

- Ракетомётчики - наметить цели!- приказывает Раш-Фор по рации тихо, но строго и доходчиво, едва успевая обращаться то к одному младшему офицеру, то к другому.

- Есть!

- Истребители - огонь по гусеницам и колёсам!

- Так точно, касур!

- Полная боевая готовность!

- Подтверждаю!- отчитался Танкред и другие декурионы, а я, присмотрев голову одного из солдат, нацелился на неё и, в свою очередь, отчитался Танкреду о готовности.- Прикажете открыть огонь?

- Отставить. Пусть подойдут поближе, ещё танов на сто.

В невероятном напряжении я принялся считать секунды до команды, не отрывая пальца от спускового крючка и взгляда от цели. Это ведь мой первый выстрел и первый враг, который падёт от моей руки...Или не падёт...Может быть, пуля только ранит его...Или вообще отскочит от каски...

Никакой команды не потребовалось. Я и сам понял, что должен стрелять, когда вырвавшийся из-под разлетающихся на куски гусениц "Леопарда" огненный столб заставил танк подпрыгнуть. Пехота послетала с его бортов, но я заметил только это. Потом была стрельба. И рёв реактивных снарядов, мчащихся к технике. Не наших к немецкой, а всех ко всей. Упреждающий огонь скосил многих, но далеко не всех противников. Кто-то успел спрыгнуть и залечь до того, как словил некрианские пули, а кто-то при этом ещё и ухитряется отстреливаться. Моя, кстати, первая пуля не подвела - лицо выбранного мною солдата превратилось в болтающийся на черепе шмат кровавой плоти, мертвец завалился на спину и свалился прямо под гусеницы танку, на котором ехал, но других аппетитных подробностей я не увидел. Рядом со мной затрещала деревянная стенка чердака, принимая в себя вражеский свинец. По-черепашьи втянув голову в плечи, я откатился от прорезанного в стенке проёма, отдышался и снова стал стрелять.

И дневной-то бой хаотичен и непредсказуем, а уж ночной...Везде грохочут сгорающие метательные заряды в патронах, свистят пули и визжат те из них, что отрикошетили, я стреляю куда-то туда, в пространство через несколько сотен танов, по мельтешащим в темноте фигурам землян, затем две или три секунды прячусь, выжидая, когда их ответный огонь по мне стихнет. Стенка - моя единственная и не слишком надёжная защита - стала похожей на губку от многочисленных неровных дырок. Выстрел, укрытие, выстрел, укрытие, перезарядка, выстрел, укрытие...Сейчас, когда жизнь может оборваться из-за мимолётного полёта шальной пули, мозг воспринимает время не так, как обычно. Каждая секунда стала бесценной и решающей, но вот стрельба затихает. Не прекращается совсем, нет. Немецкие G36 и MG-42 гремят где-то в поле вразлад друг с другом - несколько выживших землян отбиваются из последних сил, уже безо всяких командиров и тактических задач, просто для того, чтобы хотя бы защититься и продлить своё существование ещё на несколько секунд. Но бабаханье взорвавшегося метательного порохового заряда в некрианском реактивном огнемёте похоронило все их надежды вместе с ними. Хотя, вряд ли они успели понять, какую смерть им уготовили противники. Большая продолговатая капсула пронеслась из окопа в стороне от жилого дома к застывшему "Леопарду" - тому самому, что первым наехал на мину. Земляне залегли там, под прикрытием его брони и даже под ним. В пламени моментально выросшего огненного гриба, похожего на миниатюрный ядерный, исчезли и они, и танк. Впрочем, я там узрел демона: огромную оскаленную пасть, похожую на соединённые ковши экскаваторов, и пылающие вечным голодом глазищи. Захватив жертву всеми своими многочисленными руками, он исчез, насытившись, но горящие в большом радиусе от танка костры (и самый большой из них - вместо самого танка) остались - объедки после его жуткого пиршества. Это ведь не напалм и даже не "драконова паста". Это, маму его, ацетилендинитрил, С4N2. Пять тысяч долбаных градусов Цельсия при горении в кислороде. Пехота прожаривается до костей, а техника превращается в вонючий шлак даже не при контакте с пламенем, а под воздействием одного только теплового излучения, сопровождающего такое горение. Мы и заглядывать не стали под груду плавящегося металлолома, бывшую когда-то "Леопардом". Всё равно не найдём там ничего, кроме обугленных мумий, вся вода из которых выпарилась быстрее, чем они, ещё будучи живыми людьми, успели что-то почувствовать.

Под танк не заглянули, а вот среди трупов прошлись, выискивая выживших. Пули, в отличие от пламени ацетилендинитрила, не обязательно убивают одним касанием. Могут всего лишь ранить. И раненых отыскалось немало, но при нашем появлении они быстро перестали отличаться от мёртвых. Нет, не прикинулись одними из них, а просто с нашей помощью к ним отправились. Не хватало ещё тратить энергию регенераторов на врага...Но одного землянина всё же оставили в живых. Пока что. Паренёк лет восемнадцати, только-только поступил на службу, он лежал в окружении неразорвавшихся мин, прижав скрюченные руки к груди, как напуганный до оцепенения зверёк, и пялясь в никуда громадными глазами бешеной рыбы. Даже со своим ночным зрением мы не увидели у него никаких ран, вздёрнули на ноги (он и не сопротивлялся) и потащили к штабу, обустроенному в подвале жилого дома. Сложно теперь сказать, повезло ли молодому землянину: с одной стороны, он весь бой пролежал среди мин, ни одна из них не взорвалась, а его самого не задела ни одна пуля и ни один осколок. С другой же стороны, он попал в некрианский плен.