Александр Задорожный - Спроси свою совесть

— Ты известный человек, Скайт, — тем временем продолжал Ромеро, — у тебя громкая репутация и большой опыт, если бы ты присоединился к нам, мы смогли бы взять много больше, и проблем было бы меньше. Возможно, в этом случае нам не пришлось бы даже стрелять.

— Мне это неинтересно. — Я отвернулся в другую сторону, давая понять, что разговор окончен.

Но Ромеро не спешил уходить. Чиркнула спичка — он закурил.

— Мне говорили, что Скайт Уорнер теперь пашет водилой на развалюхе и боится доставать бластер из кобуры, но я этому не верил, — произнес Ромеро, не вынимая сигарету изо рта, из-за чего его речь звучала чуточку невнятно. — Теперь вижу, что это правда.

Вызов? Я повернулся к Ромеро. Ого! Этот тип уже успел расстегнуть обе кобуры, и теперь его руки в напряжении нависли над рукоятками бластеров. Быстро это он. Я отхлебнул глоток «Черного Саймона». Не знаю, что больше раздражало меня в этом парне: то, что он негодяй и мерзавец, или то, что от него пахнет табаком.

Фэлкон Ромеро был настроен вполне серьезно, он разошелся не на шутку. Ноздри его хищного носа раздувались, будто у лошади на скачках, а маленькие злобные глазки сверкали из-под сдвинутых бровей. По-моему, у этого типа такое хобби: убивать каждый день по человеку. Скорее всего он с детства бредил идеей потягаться с каким-нибудь знаменитым ганфайтером, и весь разговор вначале о якобы совместном деле был затеян лишь для того, чтобы найти повод для ссоры. Неужели он действительно считает, что если я веду честную жизнь, то стал легкой добычей для заезжих стрелков? Наверное, уже слышит, как о нем говорят: «Это тот самый Фэлкон Ромеро, что пристрелил Скайта Уорнера». Он к тому же еще и глупый, не понимает, что если ему повезет и он убьет меня, то такие же стрелки-недоноски станут искать встречи с ним самим.

Из посетителей за происходящим наблюдали лишь бармен Вилли, приятели Ромеро и Купер со своей командой. Я заметил, что Стейси впервые с интересом смотрит на меня.

Ромеро нетерпеливо перекинул языком сигарету из одного уголка рта в другой..

— Доставай бластер, или ты превратился в бабу? — подогнал он.

Я отхлебнул «Черного Саймона» и посмотрел на бутылку — там оставалось больше половины — это почти сто кредитов. Я с сожалением сделал последний глоток и с размаху треснул смуглолицего недопитой бутылкой по голове.

Ромеро ничего не сказал, он упал как подкошенный и недвижимо остался лежать на грязном полу среди раздавленных окурков и пустых банок из-под пива. От звона разбившегося стекла и звука упавшего тела все посетители разом замолчали и повернули головы в сторону бара.

Бутылка разбилась вдребезги, в руке осталось лишь ее горлышко. Я с сожалением покачал головой — виски было жалко — и бросил горлышко на пол к Ромеро.

— Извини, Вилли, намусорил. — Я переступил через лежащее тело и пошел к Куперу.

Через минуту посетители бара как ни в чем не бывало спокойно занимались своими делами. На лежащего без чувств возле стойки человека никто не обращал внимания. Только трое его компаньонов, видя, что Ромеро все еще не пришел в себя, направились в его сторону.

— Твой друг? — спросил Купер, когда я сел на место.

— Случайный знакомый.

— Ты так со всеми?

— Я бы разорился на одних бутылках.

Компаньоны подняли Ромеро на руки и вынесли из бара. За все время они ни разу не посмотрели в мою сторону. Сдается мне, что мы с ними еще встретимся.

Вообще-то не произошло ничего необычного. Никого даже не убили. Ну, треснули бутылкой по голове, так парень сам напросился. Что тут особенного, если из пневматической пушки вместе с мусором со станции чуть ли не каждый день выкидывают пластиковые пакеты с трупами тех, кому повезло меньше. Возможно, стоило решить вопрос с Ромеро раз и навсегда. Не потерял ли я хватки? Не хочется об этом думать, и так все с самого начала шло наперекосяк. Купера через силу терплю, хотя с ним надо было давно поступить так же, как с Ромеро. Если бы не потребность в новом звездолете, я бы давно поставил рейнджера на место. А так, меня здорово прижало — больше двух прыжков в гиперпространство мой «В-667» не выдержит. Приходится идти на компромисс с самим собой. Непросто это дается, а что делать?

— Ну что, Купер, долго мы еще будем торчать здесь? Не пора ли твоим людям заняться делом? Не знаю, что вам тут надо: спасать заложницу или убить кого-нибудь, но, прошу, делайте это быстрее.

— Разве тебе здесь не нравится? Это же как-никак твоя родная стихия.

— Послушай, Купер, мы с тобой заключили деловое соглашение: я за деньги доставляю твою команду на станцию и обратно. Занимайся своим делом и не рассуждай о том, что мне нравится, а что нет. — То ли стычка у бара, то ли выпитая наполовину бутылка «Черного Саймона» так подействовала, но я с трудом держал себя в руках. — И вообще, чтобы между нами не было недопонимания, давай вовсе перестанем разговаривать на отвлеченные темы.

— Испугался, что тот парень придет в себя и вернется?

Хорошо, что в этот момент у меня не оказалось под рукой второй бутылки — не пожалел бы еще одной сотни кредитов, честное слово.

На моем лице, вероятно, отразились испытываемые в этот момент чувства. Купер перестал донимать меня своими речами, решив, что не стоит доводить наши отношения до открытой ссоры. С его стороны это было правильным решением.

Чтобы унять нервы, я отвернулся к огромному прямоугольному иллюминатору, откуда открывался потрясающий вид на Пояс Астероидов. Внешнее кольцо вращалось вокруг звезды Олиус с меньшей скоростью, чем внутреннее, поэтому из иллюминатора космической станции казалось, что один астероидный поток летит нам навстречу, а другой от станций.

Каменные глыбы внешнего кольца, кружась в желто-красных лучах Олиуса, степенно уплывали за правый борт станции, а астероиды внутреннего, наоборот, появлялись с левой стороны и, опережая Буй-34, уходили вперед.

Свет Олиуса окрашивал камень астероидов внешнего кольца в золотисто-красные цвета, и казалось, что справа от станции в невесомости парят самородки из чистого золота. А астероиды внутреннего кольца были обращены к станции темной стороной, не подсвечен ной лучами Олиуса, из-за чего чудилось, будто слева на фоне яркой короны звезды течет река черных антрацитовых глыб. В непрекращающемся движении только звезды оставались на одном месте. Они такие яркие и большие, когда смотришь на них из иллюминатора космической станции.

Пустота, отсутствие красок — это черный цвет, но космос, служащий основой всему, многокрасочен, на его просторах есть все цвета. Ведь что такое мир, если не космос.

Стоит углубиться взглядом в космическую бездну, и ты увидишь сиреневый свет далеких галактик, голубоватое свечение туманностей и созвездий, красный отсвет протуберанцев гигантских звезд. А вот и абсолютно бесцветное, черное пятно, тут без следа пропадают планеты и корабли, исчезают звезды и целые созвездия — здесь находится черная дыра. Из ее сильнейшего гравитационного поля не может вырваться даже луч света. Это гиблое место космоса, здесь меняют свою суть известные физические законы и явления. Вот и я попал в подобное черной дыре место, где общечеловеческие законы заменил закон силы, где стремление к совершенству и созиданию заменила жажда наживы и разрушения. Буй-34 — еще одна черная дыра космоса, проклятое место, где пропадают человеческие души. Смогу ли я вырваться отсюда, остаться прежним, не пропасть в кошмарном мире беззакония и несправедливости; не сорваться в ту бездну, из которой однажды сумел выбраться?