Юрий Никитин - На пороге

Она выхватила пистолет и держит его в обеих ладонях. Я засмеялся, пошел ко второму зданию, там трава не такая высокая, а со стороны входа сильно примята.

Омоновцы, получив от Ингрид указания, красивым гуськом, прячась друг за друга, подбежали к центральному входу, долго показывали что-то непристойное, как мне показалось, знаками, я бы точно обиделся, затем один ударил ручным тараном в дверь, та в ужасе распахнулась, крича, что было не заперто, омоновцы ворвались быстрые и грохочущие, я слышал грохот, лязг, затем истошные крики «Всем лежать!», «Лежать!», «Не двигаться!».

Ингрид побежала, пригибаясь, за мной.

– Ты что, надумал смыться от правосудия?

– Да, – ответил я. – Думаю, наши дорогие товарищи выйдут примерно вон там… видишь далекий домик среди высокого, как секвойи, бурьяна, вроде сортира?

– И что?

– Это не сортир, – сообщил я.

– А что?

– Да какая разница, – ответил я. – Сейчас это ничто, а когда-то было что-то, и радуга плыла, все было и было, а теперь ушло… Там выскочат, мы присоединимся, вместе убежим, а потом поделим двадцать миллионов долларов… или сколько они там сперли?..

– Двенадцать, – отрезала она. – В этот раз.

– Тоже можно родину продать, – рассудил я. – Тем более, патриотизм – зло и прибежище негодяев. Как говорят демократы, последнее прибежище негодяев. А самые демократичные демократы уточняют: последнее прибежище последних негодяев! И даже распоследних.

– Заткнись, – прошипела она.

Я пробормотал:

– Вот так нам, либералам, кровавые псы режима и затыкают рты… Им не верится, что родины уже нет, в смысле – малой, теперь место жительства – планета, а родина как бы везде, даже в Африке, что вообще-то прародина всех и каждого… Адам был негром, не знала?

Она, зло сопя, бежала за мной, пригибаясь за косогором, пистолет все так же на изготовку, взвинченная, злая на все, еще не понимающая, что за игру веду, но, с другой стороны, я все-таки вывел на преступную группировку, можно будет прихлопнуть всех разом, а потом разбираться в степени вины каждого и кто как сотрудничал с властью в ее лице.

Высокая трава, уже почти сухая, злобно шелестит и пытается не пустить дальше, я все-таки запыхался, сил пока что маловато, она опередила, прокричала, не оглядываясь:

– А как они там окажутся?

– У всякой лисы есть запасной выход, – крикнул я, – а у хорошей – два!

– А ты какая лиса?

– Лучшая, – крикнул и заорал: – Пригнись, дура!

Она только начала пригибаться, а там слева от домика из-за кустов приподнялась голова в платке. Очередь из автомата простучала сухо и страшно.

Словно в замедлившемся мире я видел, как пули начинают ложиться ниже и ниже, торопливо ухватил ее за плечо и придавил с силой, бросая на землю.

Она еще не поняла, что если бы не вот та огромная проржавевшая бочка, наполовину вросшая в землю, ее мускулистое тело стало бы еще тяжелее, нашпигованное десятками пуль.

Я прокричал громко:

– Эй, ребята!.. Вам лучше сдаться!.. Тот фокус с двенадцатью миллионами не прошел. Все перехвачено, вам не отломится ни доллара.

Над верхушками кустов снова приподнялась голова в платке. Ингрид сразу взяла ее на прицел, но я показал знаками, чтобы не стреляла, да и, думаю, все равно не попадет на таком расстоянии, пистолет – не винтовка.

Человек в платке заорал:

– Ты о чем базаришь!.. Какие двенадцать миллионов?

Три секунды хватило, чтобы найти и просмотреть о нем основные данные, а также о его соратниках, я прокричал злорадно:

– Герман Тарасевич, вы зря доверились этому лупоглазому Жоржику. Он выдал вас, отца родного, с потрохами!.. А двенадцать миллионов уже перехвачены. Вы посмотрите на его одухотворенное жадностью лицо! Посмотрите ему как бы в глаза!

Мордоворот повернул голову и взглянул на кого-то, спрятавшегося рядом. До моих ушей донесся вопль тонкого, чуть ли не дискантного голоса:

– Ты что? Держи их на прицеле! Они такого наговорят!

– Наговорят? – спросил я. – А Герман знает, что когда ты позавчера встречался с Костоправом, вы обговорили, как поделите деньги вдвоем? Без него?

Человек в платке взревел:

– Ты встречался с Костоправом? Почему не сказал?

– Да говорил я, – вскрикнул второй, которого я все никак не рассмотрю в высокой траве. – Забыл? Но никаких договоренностей, я все помню…

Ингрид, согнувшись в три погибели, быстро-быстро отдавала распоряжения в упрятанные на ней микрофоны. Через считаные мгновения из чистого неба материализовался стелс-вертолет, десантники в темных костюмах буквально посыпались на землю, приземляясь за спинами перебежавших из цеха по подземному ходу в домик.

Теперь уже она придержала меня за плечо.

– Не суйся. Управятся без нас.

– Ого, – сказал я, – а как ты можешь без драки?.. Хотя бы связанных попинать?.. Или дубинкой по головам? Ну хоть по ребрам. А еще лучше, по почкам…

Она сказала высокомерно:

– Вообще-то могу и не связанных.

– Но-но, – сказал я. – Я люблю быть связанным. Своим словом, например, а не грубым вервием.

Она фыркнула.

– Кто говорит о веревке? У меня наручники как раз для таких умных, что ведут какую-то непонятную мне игру. Твой размер, кстати.

В домике раздались выстрелы, автоматная очередь. Мы ждали, через пару минут омоновцы провели к вертолету троих со скованными за спиной руками.

Один на ходу бросил в микрофон у рта:

– Потерь нет, один легко ранен. Убито двое, пришлите экспертов.

Я проводил их взглядом, Ингрид поглядывает на меня в ожидании ответа, лицо напряжено, а в глазах, как мне показалось, растет растерянность, которую старается спрятать под напускной грубостью.

– Люблю все по размеру, – согласился я. – Только двенадцать миллионов вернуть как бы не сумели. И даже без как бы. А эти люди все равно не укажут силовым структурам, где и кто ими руководит.

Она прищурилась.

– Уверен?

– Стопроцентно, – ответил и я протянул руки вперед. – Ну, цепляйте свои браслеты, гражданин начальник. Зверствуйте, сатрапы. Измывайтесь над представителем чистой науки. Да здравствует Архимед!..

Она подумала, играя наручниками на пальце и двигая бровями, взглянула мне в глаза.

– Хочешь сказать, это провал?

– Почему? – удивился я. – У вас же всегда так! Мелких ловите, крупные вам не по зубам. Даже когда выйдете на них, побоитесь тронуть. Вы же такие отважные… до поры до времени. Вам бы только науку обижать. Архимеда убили, Галилея вообще на колени поставили, не стыдно?

Она прищурилась.

– Где это ты такой мудрости нахватался? А если все-таки не побоимся?

– Побоитесь, – ответил я уверенно. – Иначе почему у нас такая коррупция, если все прозрачно, все под зорким оком видеокамер высокого разрешения?.. Или у вас в целях экономии всего лишь фулл тыща восемьдесят?