Николай Шмелёв - Кронос. Дилогия (СИ)

— На кого-то снизошло озарение, — прокомментировал ситуацию Доцент, вздыхая и не переставая изучать творение, потому что сил смеяться уже не было.

На крыльце правления появился тщедушный старичок, вероятно, один из тех, кто не пожелал покидать родные места, ни под каким предлогом, даже под самым благовидным. Даже рискуя собственной жизнью и ставя на кон личное здоровье. Динозавр, короче, которых осталось, не так уж и много.

— Здорово, робяты! — весело поздоровался деревенский старожил, приветливо помахав рукой.

— Здорово, дедуля! — в свою очередь, поприветствовали его сталкеры.

— Куда путь держим? — допытывался дед, лениво отгоняя веткой жимолости самых назойливых комаров, не желавших расползаться по болотам, залегая в берлогу на зимнюю спячку.

— Если бы мы знали, — ответил за всех Крон, тяжело вздыхая и с такой грустью, что старик сразу всё понял.

— А! Так вы сталкеры! Ищу то — не знаю что…

— Почти что так, — согласился Комбат, снимая рюкзак. — Нам бы перекантоваться одну, две ночи, да продуктами затариться.

— Ну, это все так делают, — пожал плечами дед. — Почти всё, что вам нужно — найдёте у меня, а ночевать можете, где хотите — не всё ли перед вами.

— Ещё один философ, — недовольно пробурчал себе под нос Доцент, скептически оглядывая окрестности и во всём видя подвох.

Дед представился Мастодонтом, и на вопрос, почему такое странное прозвище, ответил:

— Раньше, лет тридцать назад, я был такой же, как и вы — почти молодой, но опытный. Эти места я начал исследовать, сразу же, после их образования. Местным, как вы успели догадаться, я не являюсь, но ассимилировался с окружающей обстановкой. Сжился, как с чем-то родным и уже не мыслю своей жизни без привнесённой тоскливости зоны. Прошлое осталось позади и не всплывает в памяти, как нечто несуществующее, которого никогда не было. А так, как я уже в глубоко преклонном возрасте, то ваши побратимы называют меня Мастодонтом. Бродят туда-сюда и обзываются…

— Выглядишь молодцом! — с бравадой поддержал старика Сутулый.

— Угу, как череп мастодонта, — буркнул Кащей.

— Где связь? — покосился Сутулый на товарища.

— Да связь прямая. В музее череп лежит: что двадцать лет назад, что теперь — ничуть не изменился!

В процессе знакомства, происходившего в одном из помещений правления колхоза, выяснилось, что в окрестностях их собратья сталкеры появляются редко и только для того, чтобы затариться продовольствием. Поживиться в этих местах уже давно нечем и тропы старателей переместились ближе к центру зоны отчуждения. Но, в процессе событий, произошедших два года назад, всё изменилось и что сейчас происходит в уголках, которые раньше были обделены вниманием, никто не знает. Похоже и знать не хотят, потому что не ведают.

— Вот так вот! — подвёл итог сказанному Мастодонт. — Ищут ценности вдалеке, но стоило бы обратить внимание себе под ноги — вдруг под боком, что-нибудь есть?

— А что, такое может быть? — насторожился Почтальон.

— Вполне, — лениво ответил старик. — Раньше такого не было, чтобы фруктовые деревья вели себя неправильно. Разве — шальная альфа частица залетит издалека, да осядет на фрукте. Но это дело поправимо — помыл, как следует и всё. Ну, или почти — всё… А теперь! Появились растительные аномалии.

— Это как? — осведомился Пифагор, недоверчиво косясь в сторону Мастодонта.

— А так! — воскликнул старик, нервно подпрыгнув на месте. — Внимательно присматривайтесь к тому, что срываете с ветвей яблонь и особенно, груш. Остерегайтесь «Колбасное дерево», коих полно — повсеместно. Плоды на дереве похожи на спелые груши и не фонят. Самое главное — ешь, не хочу. Да и само растение, как фруктовое дерево — один в один.

— Тогда почему колбасное? — не понял Бармалей, проводя в дымящемся мозгу параллели фруктов и ливера, но, естественно, не находя их.

— Попробовавшего этих плодов сталкера — колбасит, не по-детски, — пояснил Мастодонт. — Правда, про смертельные случаи ничего не слышал, но всё-равно, приятного мало. Отличить аномалию от настоящего грушевого дерева возможно только одним способом — попробовать. Других отличительных признаков не наблюдается.

Товарищи, как один, схватились за животы, вспоминая чудные пиалы и возможные последствия, после их использования. Бульдозер, как все помнили, выпив последним, пиалой и закусил, смакуя каждое неудалённое зёрнышко. Он, при этом, ещё удовлетворённо причмокивал и утверждал, что плоды спелые, раз семена коричневые. Никаких побочных эффектов не выявлялось, как ни убеждал себя каждый сталкер и, мало-помалу, все успокоились, вернувшись к беседе. Мастодонта уже порядком развезло и он начал плести несусветную чушь, в которой уже не представлялось возможным отличить правду от вымысла. Движения старика всё больше отличались резкостью, а суждения аномальностью.

— Намедни заходили ко мне сталкеры, — продолжал рассказывать Мастодонт. — Они мне поведали о том, что в зоне стали появляться загадочные личности, не вписывающиеся в общую характеристику охотников за удачей. Например, «Чёрный турист». К сталкерам никогда не приближается, а разбивает свою палатку, чуть поодаль — в стороне. Атрибуты, которыми он пользуется, могут сильно разниться в описаниях, но неизменным остаётся одно — гитара, под аккомпанемент которой, турист горланит непотребщину, а точнее, неуместные в запретной зоне песни. Как рассказывали сами сталкеры: «Сидим в дерьме, чуть ли не по уши; ноги мокрые, а морды соседей по костру, уже до того осточертели, что если бы не боязнь остаться посередине псевдорая в гордом одиночестве, то давно бы поубивали друг друга — на хрен. Ни ноги, ни глотки — не просыхают. Неухоженность; всё плохо, а этот, как затянет, падла: «Как здорово, что все мы здесь, сегодня собрались!» Кто-то кричит, что пришибёт, со всеми вытекающими, кто-то угрожает карами небесными, а того уже и след простыл, как будто бы и не было его, вовсе. А настроение-то испорчено…»

— А сейчас, пятый отряд, в рамках художественной самодеятельности, споёт остальным прочувственную песню, — засмеялся Бармалей. — Часовым, на вышке не притоптывать и не прихлопывать… А так же — не подпевать…

— Да ещё, говорят, есть монстр «Турист», — продолжил Мастодонт, когда все отсмеялись. — Огромный горб напоминает рюкзак запасливого туриста, особенно издалека, когда они друг за другом бредут в тумане — цепочкой. Поступь у особей тяжёлая, а в шагах прослушиваются странные звуки слежавшихся бутылок, заполненных до краёв. В пении замечены не были, а смысл, во взглядах — отсутствует.

Товарищам ничего не оставалось, как только ещё раз посмеяться над рассказом, загадочно посматривая через грязные стёкла окна вдаль, за края огородов, где возможно, бродит один такой и только ждёт, как бы захрумкать на завтрак зазевавшегося сталкера, унося его утрамбованным в рюкзаке. Крон, заглядывая в недалёкое будущее, спросил Мастодонта: