Николай Шмелёв - Кронос. Дилогия (СИ)

Товарищи переглянулись и бросились проверять свои запасы. Полупустые фляги объединили, а освободившуюся тару залили научным первачом. Дегустацию устроили прямо в зале, вовлекая в процесс и работника учреждения. «Чтобы, в последствии, сговорчивей был», — подмигнул Крон Комбату, хоть несговорчивостью, Голицын, изначально — не отличался. Время в лаборатории трансформировалось в неопределённое понятие, промелькнувшее час за пять, вместе с обедом, и к «Музею зоны отчуждения», сталкеры подошли уже, в весьма приподнятом настроении. Хранителем экспозиции являлся Василий Иванович Хвощёв, которого коллеги звали Чапаем. Он, по совместительству, выполнял роль завхоза и охранника всех экспонатов, которые изучали учёные. Современные сейфы находились в его заведовании и какая, из работ, являлась совмещением, запутался даже глава учреждения. Василий Иванович встретил гостей в дверях, с интересом наблюдая свежие лица, не успевшие прокоптиться дымом костров. В отличие от завсегдатаев зоны, пришельцы имели рафинированный вид и опрятность одеяния. Сколько Копчёный не пользовался услугами сауны, имеющейся на территории НИИ — ему ничего не помогало. Хвощёву иногда казалось, что выходил он, из бани, ещё чернее, чем заходил. «Ну, а что! — думал Чапай. — Вот камешек сухой — невзрачный, а намочи его в воде — совсем другое дело. Проступают мельчайшие узоры: до контакта, с водной средой — невидимые.»

Его философские измышления прервал бодрый голос Крона:

— Здорово, отец!

— Здравы будьте, бояре! — ответил служивый, поняв, что они к нему.

— Вот наш хранитель! — представил его Копчёный. — Василий Иванович. Понятно, что Хвощёв, а не Чапаев, но мы ему делаем снисхождение.

Для начала, сталкеры решили ознакомиться с экспозицией самоделок зоны отчуждения. Этот отдел не являлся превалирующим звеном в исследованиях учёных мужей, и Чапай занимался им исключительно на добровольной основе. Это было его хобби, на что он и намекнул гостям. Те не замедлили откликнуться, делясь с хранителем собственными увлечениями и экскурсия весело потянулась в сторону стеллажей.

— От большинства музейных экспонатов, сделанных руками сталкеров, остались только фотографии моделей, да видеозаписи испытаний, поведал Василий Иванович, включая видеопроигрыватель. — Вот диск с одной из них: ребята, на аэродроме, разжились твердотопливными ускорителями для самолёта «Руслан», кажется, и один приделали к велосипеду. Естественно — изолентой. Издалека плохо виден цвет диэлектрика, но не трудно догадаться — какой.

На экране замелькали нечёткие картинки любительского видео, переведённые в цифровой формат, вероятно, уже в более позднее время. Оцифровкой изображения заниматься было некому, поэтому оставалось довольствоваться тем, что есть. Горный велосипед горделиво занял место на стартовой позиции, а наездник приветливо махал рукой в объектив видеокамеры. Наблюдатели расположились по бокам, с нетерпением ожидая начала шоу и громкими криками подбадривая спортсмена. Старт! Резина на колёсах велосипеда, от молниеносного ускорения, вспыхнула, как факел. Тормоза сгорели без их применения, сплавившись с ободом колеса в бесформенную массу. Свистящий болид скрылся за сосновым бором, оставив за собой яркий, незабываемый след: как визуально, так и в памяти.

— Не было крика, не было стона — только ботинки торчат из бетона! — прокомментировал увиденное Доцент.

Бармалей поёжился, как от ночной прохлады и сказал:

— Во дают!

Просмотрев ещё с десяток нелепых изобретений, похожих на дурацкие выходки, сталкеры два раза успели подкрепиться, пока очередь дошла до самоделок, способных летать.

— Планер, — озвучил видеосюжет Чапай. — Самое доступное средство, для изготовления в условиях зоны, но, так как профессиональных дельтапланеристов, среди местной шпаны нет, то и результаты бывали — самые плачевные. На экране замелькали кадры прошлых лет, на которых сталкеры демонстрировали свои таланты в области самолётостроения. Дельтовидное крыло планера с переменной геометрией, оказалось сильно недоработанным и складывалось в воздухе, как зонтик. Все падающие с высоты сталкеры мужеского пола кричали одно и тоже, при этом упоминая чью-то мать, но никак не свою, а вот одна сталкерша выразилась неопределённо, прокричав: «Мамочка!»

Остальные самоделки оказались не такими интересными. Видимо, пыл конструкторов поугас, в следствии ряда серьёзных неудач и гости перешли к следующему стенду, на котором демонстрировались действующие модели аномалий.

— Аномалия Мираж, — продолжал экскурсию Василий Иванович. — Действует на зрительные нервы, как и обычный мираж. Здания: то пропадают, то появляются снова — не угадаешь момент. Вместо винного магазина, может появиться вытрезвитель, или отделение милиции, а вместо прачечной — министерство культуры. Утверждают, что эта аномалия особенно неусидчивая — меняет местоположение так часто, что в глазах рябит и наличие подробных карт, теряет всякий смысл. Рождает артефакт «Призрак», который не лучше своего прародителя: то появится, то исчезнет, то опять появится. Самое худшее, в его качествах, собственно — сами качества: сегодня положительные, завтра отрицательные, а послезавтра, вообще нет никаких свойств, как будто это кусок бесформенного стекла.

Блестящий кусок стекла, с неровными гранями, прилагался к экспозиции. Сама аномалия демонстрировалась, как ряд чередующихся картинок. Крон с Комбатом переглянулись, а Дед, поглядев на стену, усмехнулся, разглядывая голову монстра, и сказал, указывая на него:

— Во, какое чучело! Отличная голова на стене!

— Да нет, — возразил Доцент. — Это генератор поддержки прохождения сквозь стены — медным тазом накрылся.

— Теперь ты украшение стены — твои щупальца, как воблу к пиву подают, — пропел Бармалей пару строк из забытой песни.

— Чего у него морда, какая-то свёрнутая, будто запечённая! — вторил ему Бульдозер. — Больной, что ли, был?

— Сталкеры, когда выпивают, его щупальцами занюхивают, ну и соответственно, выдыхают на него пары, — пояснил Чапай, и где правда, а где вымысел — оставил догадываться гостям.

Рядом с чучелом висел старый знакомый. Даже в вяленом виде, глаза «Морского чёрта» искрились злобой, а острые зубы торчали в пасти, как огромные иглы. Весь зубочелюстной аппарат напомнил Крону челюсть кошачьей акулы, но только в более крупном виде. После импровизированных поминок, сталкеров понесло дальше, по выставочным залам, а комментарии экскурсовода стали носить более вольный перевод, нежели регламентировалось протоколом. В запланированном рассказе, всё чаще присутствовала отсебятина, навеянная личным мнением и собственным отношением к зоне отчуждения.