Антон Демченко - Небесный артефактор

Алена слушала рассказ о разговоре, перевернувший все мои представления о людях, которых я считал самыми близкими в этом мире. Молча, не прерывая. Только один раз она дёрнулась, услышав о планах заделавшегося свахой Литвинова, но тут же упрямо вздернула подбородок, более ничем не выдав своих эмоций. И лишь когда я замолчал, она пошевелилась. Ласково провела рукой по моим взлохмаченным волосам и, коснувшись губами щеки, неожиданно сморщилась.

— Колешься. Бриться пора, — может и пора, да сам я до сих пор не брился. Со здешними брадобреями, такой необходимости просто не возникало. Я сконфуженно развел руками, признаваясь в своем неумении, на что Алена только фыркнула.

— Зато я умею. Матушка научила, — сообщила она к моему изумлению.

— А тебе-то это зачем? — спросил я.

— У батюшки после "хорошего" вечера, наутро обычно руки дрожат, — с улыбкой пояснила Алена. — Вот, чтобы не рисковать, она его в такие дни и бреет. Говорит, лучше похмельный муж, чем мертвый. Ну и меня научила… на всякий случай. Так как, идем в ванную?

— Ага, — кивнул я. — Будем считать это репетицией.

На этих словах, Алена катастрофически покраснела, но ничего не сказала. Просто поднялась со стула и потянула меня в ванную. Впрочем, приступить к эксперименту сразу нам не удалось. Сначала мы решили принять душ, и вот тут-то и выяснилось, что в супружеской жизни, оказывается, есть много моментов помимо бритья, которые стоит порепетировать.

Идею с "уходом в монастырь" предложила Алёна. Точнее, узнав, что я намерен уйти из Новгорода во избежание ненужных встреч со всякими родовитыми, на полном серьёзе заявила, что чем ждать моих редких да тайных визитов, ей проще в монастырь уйти. И жизнь, дескать, там спокойнее и искусов меньше, да к тому же "всяких болванов мужского пола в женских монастырях не привечают".

Критику принял, осознал и раскаялся. Но предложение уйти со мной на "Мурене" в долгое путешествие Алёне пришлось чуть ли не клещами добывать. Сюр полный! Я бы и сам рад схватить её в охапку и никуда не отпускать, а тут адвокатом дьявола пришлось работать.

— И как ты собираешься объяснить свое решение маме?

— Договоримся. Мама умная и добрая, — ну, наверное… надеюсь. Хотелось бы, чтобы потенциальная тёща оказалась именно такой.

— А что скажет папа, вернувшись из рейса и обнаружив полное отсутствие наличия в доме любимой дочки?

— Вот уж папа должен понять! Сам в своё время маму из родного дома умыкнул! — я бы и согласился с таким рассуждением, с огромной радостью… Вот только воровал папа маму, а у него украдут дочку. Как-то меня сомнение берёт, что аналогия здесь уместна, и Григорий Алексеевич обрадуется подобному продолжению семейной традиции.

— Ладно, допустим, с твоими родителями мы придём к устраивающему обе стороны решению, — вздохнул я. — Но как отреагируют на твоё исчезновение соседи и друзья? Им не покажется странным столь скорый отъезд?

— А им какое дело? — изумилась девушка.

— Да не о них речь. Сообщат в полицию, Гюрятиничи прознают, а там и до остальных дойдёт… начнутся всякие подозрения и размышления. Оно нам надо?

Вот тут-то Алёна и предложила уже серьёзный вариант с "уходом в монастырь". Он и не удивит никого, после моих похорон-то… и на расспросы о местонахождении обители, где решила принять постриг Алёна, всех доброхотов можно посылать лесом. Дескать, не желает девочка никого видеть и о прошлой жизни вспоминать.

— И чего это ты так радостно улыбаешься, а? — настороженно спросила Алёна, увидев моё отражение в зеркале трюмо, у которого она приводила себя в порядок перед уже скорым возвращением матери из кондитерской. А я и не заметил, как день прошёл.

— Так отчего же мне не радоваться? Любимую уговорил от родителей сбежать, — честно ответил я.

— Ты уговорил?! Ну, наглец! — аж подпрыгнула на пуфике Алёна, моментально разворачиваясь ко мне лицом. Кажется, сейчас меня будут бить!

Улыбнувшись как можно довольнее, отпрыгнул к двери и… задал стрекача. Рывок, поворот, лестница… Прыжок!

Стоя в холле внизу, поднял голову и залюбовался перегнувшейся через перила и целящей в меня подушкой полуобнажённой красавицей… Так засмотрелся, что даже от влетевшего в голову "снаряда" увернуться не сумел. А там и сама Алёна по лестнице сбежала.

— Куда ж ты босиком по каменному полу-то! — сунув подушку уже собравшейся меня поколотить девушке, я подхватил её на руки и… застыл, услышав хлопок входной двери. По спине ощутимо продрал мороз и я медленно, очень медленно обернулся, как был, с Алёной на руках. — Кажется, это становится традицией.

— Какие нынче резвые мертвяки пошли, — с расстановкой произнесла Марфа Васильевна, окинув взглядом нашу композицию. Честно говоря, покраснели мы с её дочкой одновременно. И было от чего. Если на девушке хоть халат накинут, то я-то, убегал от неё вообще в одних трусах. А учитывая, что во время забега пояс халата где-то потерялся… и Алёна у меня на руках, м-м, картинка выходит довольно фривольной, и прямо скажем, очень компрометирующей. Куда уж дальше?

— Ну, слухи о моей смерти сильно преувеличены, — пробормотал я, пока Алёна пыталась изобразить невинность, прикрываясь многострадальной подушкой, из которой вот-вот перья полезут, с такой силой она её сдавила.

— Вижу, — кивнула мама Алёны. Чёрт, а с папой было как-то проще… или так только кажется, потому что в тот раз я был одет?

— А…

— Стоп, — Марфа Васильевна, очевидно поняв, что конструктивная беседа сейчас явно не сложится, подняла руку. — Поднялись наверх, оделись, спустились вниз, за ужином поговорим.

От тона приказа, тело само собой развернулось на сто восемьдесят градусов и ноги понесли на лестницу. Алёна попыталась спрыгнуть с моих рук, но я не отпустил, чем, кажется, заслужил пару очков в глазах её матери.

Одевались мы быстро и молча. Уж не знаю, что там думала моя девушка, а я, пока приводил себя в должный вид, пришёл к выводу, что каким бы ни был результат грядущих переговоров, Алёну я не оставлю. Хоть выкраду, как в своё время её отец поступил с юной Марфой, родители которой в упор не желали видеть в любимом их дочери достойного зятя.

На кухню мы вошли, держась за руки… и не поднимая взгляда на грохочущую кастрюлями-сковородками Марфу Васильевну. Но, не почувствовав от неё явного негатива, я всё же взял себя в руки и принялся помогать со сборами ужина. А там и Алёна подключилась. Её матушка несколько секунд понаблюдала за нашим мельтешением и, чему-то усмехнувшись, взяла командование в свои руки. Дело заспорилось и через полчаса мы уже сидели за столом и молча наворачивали разогретые Марфой Васильевной щи. И если честно, то молчали не столько от смущения, сколько от неожиданно напавшего дикого жора. По крайней мере, я, так точно.