Юрий Шубин - Статус неизвестен (СИ)

Брацкая общность боевых товарищей решила что время для трудных бесед неподходящее.

Они завершили внешний осмотр который собирались произвести еще на ручье. Иллари оказался самым невредимым из троих. Ранки от речных пиявок на ноге Парса затянулись. Но от полученной контузии на лице было множество синих кровоподтеков-следы отлетевших при взрыве мелких камушков. Черная корка крови на мочках и скулах отмылась, но запеклась в ушных раковинах.

Кроме незначительных ссадин Рон был ранен в левую руку. Пуля зацепила по касательной, надорвав верхние ткани мышц.

— Плохая рана. Много крови потерял, — сетовал, цокая языком Иллари, отбрасывая разбухшую от крови временную повязку. Рон вытянул ноги, раскрепощая забитые мышцы, и чуть прикрыл глаза. Держа за жесткую лапку, Иллари опустил букашку прямо в кровяное пятно. Приток теплой крови заставлял механоида включится в работу. Если его обманывали и опускали в обычную теплую воду он исправно оживал, но вскоре, проведя анализ, обижался. Перекидывался на спину и притворялся дохлым. Жук штопальщик повел усиками, будто окинул взглядом всю рану. И выпрыскивая ввел из кольчатых лапок под кожу Рону смесь антисептического и анальгетического действия. Жук бойко перебирал подогнутыми лапками, измазав перламутровое брюшко растекающейся человеческой кровью. Он цыркнул нитью, пропуская-простреливая первый стежек. Края раны стягивались. Мандигулы МБ (Механоида Букашки) совершали мелкие ловкие движения, оставляя аккуратный ряд стежков. Боль уходила в необъятную даль. По телу судорогой растекалось расслабляющее удовольствие.

Иллари и Парс присели пониже и порывшись в аптечных спец пакетах вкололи себе мышечный релаксант. Вскоре приятная истома от действия обезболивающих препаратов бальзамом разлилась по всему телу.

Смыкание крохотных штопающих клыков на руке Рона с невероятной быстротой и проворностью клало стежек за стежком.

Исцарапанные ладони Иллари прятал, как бы стыдясь своих ран, но Парс оказался настойчив и упрям. Когда Иллари надоело протестовать и он напрямую спросил какого ражна Парс к нему привязался, тот с усилием, но довольно трогательно ему ответил:

— С-сэ-стар-р-рый с-стал, в-вэ-сех л-л-люблю.

Они напылили на его ладони из обеззараживающего баллончика дышащий слой искуственной кожи. Это их примерило и окончательно расслабило.

Чтобы не отупеть окончательно Парс решил обследовать ничем не примечательную ветку заброшенного тупика, где они решили остановиться на ночлег. Шеренга бетонных фонарных столбов почетным караулом провожала его вдоль насыпи за которой находился кирпичный пакгауз. Козырек разоренного склада, заплатанный ржавым железом, отсекал шафрановый свет заката. Парализованная ржавчиной дверь едва приоткрылась. Парс заглянул внутрь. Сквозь выбитое окно падал луч света, освещая черные, пропитанные в креозоте бревна и спекшиеся рулоны рубероида. Ржавелые усища рельс упирались в тупиковую насыпь. Сквозь платформу неподвижной дрезины проросла трава, окутанная мелко суетливым дребезгом фракеновских цикад. Все ржавело и разрушалось. Сожженная перекисью времени и забытья обветшалая табличка «Не стой на путях.» в тупике смотрелась как-то особенно бесполезно. Дальше шел бурьянный пустырь и начиналась кромка леса. В другой стороне, возле куста прищепленного линейкой перрона, лежал Рон и так же рядом облегченно, стараясь его не задеть, плюхнулся Иллари.

Букашка белошвейка заканчивала штопку обнаженных тканей.

Иллари барахтался в море противоречивых побуждений и буквально валился с ног от попыток сделать вид что ничего не произошло. Не сильно подлизываясь, но и не без этого, он завел шутейный разговор:

— Ты за МБ поглядывай. А то он, грешным делом, вскроет твой шрам от аппендицита.

Рон морщился но молчал, стараясь меньше шевелиться, чтобы не мешать жуку механоиду бинтовать рану, точно паучку спящую муху.

— Это еще ничего, — с поддевкой и досадой что ему не ответили, продолжал хохмить Иллари:- Говорят, на случай радикальной смены планируемой легенды агента, в жуке встроена программа по перемене пола пациента. Сейчас дрогнет, ошибется и вколет тебе предельную дозу анестезии. И когда ты очухаешься, — Иллари продемонстрировал конкретный отсекающий жест, — кружевное белье будет плотно и притягательно гладко облегать твой венерин бугорок. — Он засмеялся, приглашая Рона порадоваться шутке.

Рон через плече посмотрел на Иллари и вежливо единожды улыбнулся ему, отравляя своим торжествующим присутствием не собираемое в оценку событие. Он сполоснул из фляжки дрыгающегося механоида и положил в круглую коробочку, между двумя кружочками пуховок, похожих на те, что из пудрениц. Плотно закрыл крышку и потряхивая коробкой перед своим ухом изрек:

— Никогда не сомневайся в порядочности человека к которому ты привык безбоязненно поворачиваться спиной. Обижая судьбу-можно оскандалиться самому, — Рон неожиданно легко поднялся, как порхнувшая с цветка бабочка, ощущая как его оцарапал сухарик взгляда Иллари и стал натягивать куртку.

Ветер ерошил траву и стояла звонкая тишь, как последнее эхо вагонных сцепок.

Вероятно Рон обладал силой убеждения и не оправдывал слабости, потому что сам был, по своему, слаб.

Низкое солнце простреливало рельсы, кое где сохранившие горячий мельхиоровый блеск.

Иллари повернул носилки с телом Крейга к себе лицом, просто чтобы убить нехорошую, недобрую паузу. Крейг лежал тихий просвечивая сквозь термо пляризованную ткань. Натянутый мертвой сосредоточенностью. Пугающая белизна, не живая, выпирающая окостенелось скул, носа, подбородка. Невосприимчивый к любви или страсти, ненависти или страху, благонадежности или смирению. Обладатель тайны подвергает себя серьезной опасности. Убив себя он обезопасил этим и тайну, умершую вместе с ним. Он не опасался и не волновался по этому поводу, потому что не чувствовал и ничего не мог подсказать своим товарищам. Он был возмутительно спокоен.

Зловеще прост.

В коктейле взгляда Иллари бродил градус затравленности, замешанный на возмущенном бессилии от потери компетентности.

— Кто у нас командир, Рон?

— Ты, — будто не чувствуя в вопросе подвоха, ответил Рон.

— Нет он, — Иллари указал на тело Крейга. — Ибо только он исполнил свой долг и знал больше чем успел нам сказать. — Его странная манера разговаривать могла завершиться чем угодно.

Рон подобрался.

Иллари наклонил голову на бок и прищурившись, играя лукавого простачка, произнес:

— Или командир ты. Потому как говоришь меньше чем наешь, прибавляя нам забот. И если бы я не чувствовал за тобой этот грешок, то вырубил и разоружил бы без размышлений. Потому что командир, все таки, я! — на повышенном тоне закончил Иллари.